Я снова перевернула страницу — опять дядюшка и вторая женщина, и опять у нее не было головы. Потом третья фотография: здесь женщина держала ребенка, совсем маленького, младенца, спеленутого и завернутого в белую шаль. И здесь лицо женщины было безжалостно вырезано. Я перевернула следующий лист и увидела новую фотографию, совершенно похожую на предыдущую, если не считать того, что к группе присоединилась маленькая девочка. Она стояла рядом с ними, плотно сжав губы и яростно глядя прямо на фотографа, будто собиралась напасть, если тот попробует подойти хоть на шаг ближе. Выражение ее лица заставило меня вздрогнуть. Я подумала, что не хотела бы встретиться с такой девочкой, особенно сейчас, глубокой ночью. Вглядевшись в нее получше, я почувствовала что-то вроде узнавания, этот дерзкий взгляд показался мне смутно знакомым, и вдруг меня будто ударило: это я сама.
Новая страница — и ничего на ней. Больше снимков не было. Я лихорадочно отстраничила назад. Семейная группа. Если эта девочка — я, стало быть, младенец — это Джайлс, а женщина без лица — его мать, моя мачеха, женщина, которая утонула. Но если так, почему все они сфотографированы с моим дядей? Все это казалось нелепым и бессмысленным.
Какое-то время я рассматривала мужчину на снимке. По позе, по тому, как непринужденно они с женщиной стояли рядом, было несомненно: это супруги, он — муж женщины и отец семейства. Но как такое возможно? Разве может дядя быть одновременно и моим отцом? Я внимательнее вгляделась в снимок. В конце концов, возможно, на портрете, висящем на парадной лестнице, изображен не он. Похож, очень похож, но, может быть, все-таки не он. И тут я все-все поняла. Ну, конечно же! Это совсем и не дядюшка, а его брат, похожий на него, как бывают похожи братья, почти как близнецы. Едва эта новость улеглась в голове, пришла новая мысль, и я лихорадочно стала листать альбом назад. Мужчина тот же, что и на других снимках, определенно. Но если так, значит, первая женщина, та красавица, такая счастливая и гордая, это моя мать, моя мама, которая умерла, так и не успев познакомиться со своей дочуркой.
Я смотрела, смотрела, и чем больше вглядывалась, тем больше расплывались черты ее лица, потому что слезы заволокли мне глаза, и пришлось даже захлопнуть альбом, чтобы не капнуть на снимок. Зажмурившись, я несколько раз глубоко вздохнула. Потом открыла ящик, положила альбом на место и снова задвинула. Я взяла свечу, спички и направилась к выходу. Уже на полпути я вдруг решилась: развернулась, подскочила к конторке и снова выдернула ящик. Вынув альбом, я раскрыла его на первой странице и вырвала фотографию мамы. Потом водворила альбом на место, закрыла ящик, вышла из комнаты и торопливо поднялась наверх, освещая дорогу свечой. Кража фотографии была опрометчивым шагом: если бы меня поймали с ней, я не смогла бы притвориться, что хожу во сне. Чему быть, тому не миновать, решила я, потому и шла обратно, не таясь, со свечой. Однако до своей комнаты я добралась незамеченной и сидела сама не знаю сколько, рассматривая фотографию своей матушки, пока не уснула.
