Придумали названьице, тоже мне, программеры… умники-засранцы!
Шуточки им…
Василий хорошо помнил, как его грудь пронзала медная полоса, наискосок пересекающая пугающую тьму. Неясно видимые ржавые вентили и трубы, выпускающие беспорядочные струйки пара, пахнувшего тухлятиной, меняли свои очертания…
… и бледная девушка в отсыревшей ночной рубашке, нанизанная, как и Василий, на бесконечную медную полосу…
Она судорожно перебирала по ней руками с сорванными ногтями… и жадно продвигалась к нему… кровоточа пустыми глазницами.
Нанизанная на безжалостный металл, девушка неотвратимо подтягивала себя к Василию… и каждый рывок неожиданно быстро сокращал расстояние между ними…
>«СИСТЕМА ПЕРЕНАСТРОЕНА. ВОЙТИ?»
— Давай! — упрямо сказал Василий.
Сейчас он всё-таки пройдёт до точки вектора сопротивления, пробьёт проход! За ним ринется его тройка: Нгори, Мъяга-Хо и Женька. Общими усилиями они доломают защиту, — одним мощным ударом всё-таки вскроют хранимые ментальные файлы, столь необходимые для продолжения наступления!
Это наступление будет продолжено!
Это наше наступление не остановить!
И на острие всплеска всеобщего гнева будет он — Василий Лахтин, которому скоро исполнится заветные шестнадцать лет! И он — один из тех самых, — вы понимаете?! — тех самых шестидесяти курсантов, которых отобрали из сотен тысяч парней и девчонок по всей России!
Василий Лахтин!
Россия!
Мужчина и воин!
… три визжащие твари мгновенно вцепились ему в живот. Василий попытался оторвать их от себя, но они вгрызались в плоть, упруго скользя под пальцами. Василий закричал. Какая страшная, звериная боль!
Всё исчезло. Остались только он и боль.
Боль поглотила весь мир. Она была везде. Она была всем.
…и небеса померкли для него.
И всё вдруг закончилось. Он лежал в сыром подвале, задыхаясь на куче вонючего, как адская бездна, тряпья. Нгори, как облитая защитным трансдермом, протянула ему флягу бодрящего. Лицо её горело.
— Как ты? — спросила она, оглядываясь и крепко сжимая дезинтегратор.
— Вхожу в норму, — сипло сказал Василий. — Сходу вляпался.
— Аккуратнее надо было входить, — сказала Нгори. — А ты, как на вечеринку вывалился.
Кирпичи свода начали шевелиться. Сквозь щели между ними посыпались белые черви с чёрными головками. Егор тотчас закрыл лицо щитком шлема. Черви копошились на трансдерме, пытаясь прокусить его. В углу подвала ворочался изъеденный язвами голый старик. Он повернул к ним голову и раскрыл беззубый рот. Из живота его свисали провода и внутренности.
