- Так то так, Филипп Павлыч... Мудрая у тебя голова, но не поможешь ли ты мне в оном?..
- Чем же я тебе помогу, святой отец?
- Слаб я стал ногами... Уходился тут у вас. Не хватит мне сил обойти всех... Не поможешь ли ты мне людьми?..
- Людьми помочь не могу, а созвать тех людей у себя сумею, - сказал Рыхловскнй с улыбкой. - Хочешь, соберу?!
- Да будет так! - просиял Варнава.
- А ты мне, святой отец, помоги написать письмо сыну моему Петру... Надо просить у него защиты... Пускай доложит царице о наших делах. Пошлю в Питер человека... Обязательно.
Письмо писал Варнава, а Филипп Рыхловский говорил, что писать.
Листочек о разбойнике Давиде, ушедшем в монастырь, Варнава оставил и Рыхловскому. Но где этот листок? Все обыскал Филипп Павлович, а найти не смог. Куда девался? Надо узнать у Моти, не спрятала ли она его куда.
Поджидая в этот вечер Мотю, много всего передумал Филипп Павлович. У него появилась даже охота оправдать Мотю. Как-никак под пятьдесят уж, а ей всего восемнадцать! Присвоил дуду на свою беду. Нечего и жаловаться, что слезы текут!
Наконец услышал Филипп Павлович шум на дворе. Сердце забилось. Выбежал в сени. Снежный вихрь так и ударил в лицо. Отворилась дверь: Мотя. Вся в снегу, румяная, веселая. Из под меховой шапки с наушниками глядят бедовые, игривые глаза. Этот взгляд обращал Филиппа Павловича в кроткое, ласковое существо.
- Где ты пропадала, голубушка, в такую погоду?
- Гуляла.
- Была ты мордовка, мордовкой и осталась... Никак тебя не обратишь в нашу веру, - добродушно заворчал Рыхловский.
- Вера твоя - воля моя!..
- Не видала ты у меня бумагу?.. Про святого Давида она. Пропала куда-то. Все обыскал.
- Видала.
- Где же она?
- В огонь я бросила.
- Зачем же?
- Неправда там. Не стала бы такому мордва молиться! Куда же он других девал? Своих товарищей?!
- Они остались разбойниками.
- А он святой?
- Да.
- Неправда. Они бы его убили. И бог бы наказал его: зачем оставил своих. Так не бывает. Чам-Пас любит дружбу в людях.
После этого Филипп Павлович помог ей снять теплый, на меху, зипун. Усадил ее и давай ласкать.
- Скоро гости у нас будут. Новый сарафан тебе сошью.
- Гости?! Знаю, - задумчиво проговорила Мотя, как бы раздумывая о чем-то другом.
- Знаешь? - удивился Рыхловский.
- Слышала я, говорил ты зубастой щуке...
- Не надо ее так называть... Она хорошая...
- Она погубила твою жену... Ты не убил ее... Э-эх, человек! Когда-нибудь я убью ее.
Филипп Павлович вздохнул.
