Первое «Воспитание чувств» | страница 33
— Извините, что вхожу к вам без стука, — раздался голос мадам Рено, — но я только что вернулась с прогулки, умираю от усталости, а у меня внизу не разожжен огонь. Уж-жасная погода!
Она откинула вуаль, подошла к камину, чуть приподняла юбку и поставила ногу на подставку для дров, чтобы согреться. Лицо у нее разгорелось на ветру, щеки порозовели, посвежели, румянец проступил на голубоватой от холода коже, глаза стали влажнее и мягче, чем обычно. Она выпростала руки из муфты; перчатки были как раз впору, особенно туго обхватывая запястье. Нет ничего милее узкой белой перчатки, появляющейся из меховой муфты на розовой подкладке, а еще если в ней зажат измятый вышитый платочек, теплый и ароматный, — нет ничего прелестней этого, милый читатель, кроме, разумеется, самой женской ручки, если таковая хороша.
Тут у Анри вмиг вылетела из головы драма под названием «Рыцарь Калатравы», равно как и ее автор, не говоря уже о коллеже, родителях, отчем доме — обо всем том, что порождало столько слезоточивых воспоминаний.
На следующий день он пошел повидать Мореля.
Странным человеком был этот Морель: один из тех, кого буржуа определяют как оригинала, на кого деловые люди взирают как на артиста, а истинные художники почитают пошляком, — он отличался достаточной утонченностью суждений, но был начисто лишен деликатности чувств, равно как и тяги к роскоши, а заодно и тщеславия, во взаимоотношениях с людьми оставался прям и понятлив — этакая помесь адвоката и банкира, но без подлых умолчаний первого и алчности второго, он хранил верность обеим сторонам своей натуры в решительности и добром рвении, в страсти к порядку и почти вдохновенной преданности сугубо материальным интересам и работе ума, требующей не высокого полета, а изощренной сообразительности.
Он принадлежал к тем одаренным личностям, которых природа снабдила всем, надобным для житейского преуспеяния, забыв добавить разве что кое-какие грешки, но успокоенность духа или неблагоприятные обстоятельства мешают им достигнуть кормила власти, сподобившись коей, они могли бы совершить что-нибудь если не великое, то полезное, — он был из породы трудяг, рожденных для повседневных усилий незамысловатых и упорных, причем работа никогда не выведет их из терпения, они исполнят ее с напористым прилежанием рабочего за станком и с изобретательностью финансового директора; из таких выходят блестящие секретари министерств, но плохие министры, они бойко строчат деловые заметки, однако не способны выдавить из себя ни строки настоящего текста — умные машины и ничего более.