Первое «Воспитание чувств» | страница 2



а о двух молодых людях, о двух друзьях, чья история развивается параллельно и рассказывается в чередующихся главах.

Такой параллельный сюжет о двух героях уникален у Флобера. Конечно, и в других его вещах встречаются пары персонажей: Эмма и Шарль в «Госпоже Бовари», Саламбо и Мато в «Саламбо», Бувар и Пекюше в одноименной незаконченной книге; да и во «втором» «Воспитании чувств» рядом с главным героем Фредериком Моро фигурирует его друг детства Делорье.[2] Однако во всех этих случаях парные герои переживают одну, общую для них историю, тогда как «Воспитание чувств» 1845 года разделяется на две разные истории, лишь по временам соприкасающиеся между собой. Два героя, Жюль и Анри, живут каждый своей жизнью, взаимодействие между ними развивается не в событийной, а в интеллектуальной и «сентиментальной» сфере.

Для европейской словесности классический образец такого сюжета составляла первая эклога Вергилия, которую юный Гюстав Флобер наверняка читал, изучая латынь в Руанском коллеже. Беседующие в ней два пастуха сделались устойчивыми поэтическими фигурами «странствователя и домоседа», если вспомнить название написанного в этой традиции произведения К. Н. Батюшкова. Сюжет о двух персонажах, один из которых живет вдали от столиц, а другой пытается утверждать себя в столичном свете, разрабатывался в романах Бальзака, как раз незадолго до написания первого флоберовского «Воспитания чувств»: в «Утраченных иллюзиях» (1837–1843) попеременно излагается история то парижского карьериста, то его друга, провинциального изобретателя; героини эпистолярного романа «Записки двух юных жен» (1841–1842) — опять-таки две подруги, живущие одна в Париже, другая в провинции.[3]

Так и у Флобера: один из героев, Анри, едет из провинции в Париж, а затем даже в Америку, тогда как его друг Жюль вплоть до последних страниц безвыездно живет в глуши, вырываясь из нее лишь в воображении, честолюбивых грезах и литературных замыслах. «Странствователь и домосед» образуют контрастную пару, амбиция первого оттеняется углубленностью второго и наоборот. «Характер Жюля ярок лишь благодаря контрасту с Анри, — объяснял писатель замысел своего романа несколько лет спустя. — Сам по себе каждый из двух персонажей был бы бледен. Вначале у меня была мысль написать только Анри. Необходимость в контрасте побудила создать характер Жюля».[4]

Действительно, на протяжении первых глав Анри не только количественно преобладает над Жюлем, занимая преимущественную долю повествовательного объема; именно ему, а не его другу романист приписывает мотивы собственной биографии;