И зачем я так долго терпел эту назойливую девицу? Оказалось, избавиться от нее проще простого. И хотя в своих романах я утверждал противоположное, иногда грубая сила гораздо действеннее, чем слова…
Я с довольной улыбкой смотрел на «запертую снаружи» молодую женщину. Видя мое светящееся лицо, она показала средний палец.
Уф, наконец-то один!
Надо прийти в себя. Поскольку Мило лишил меня транквилизаторов, я потянулся к айподу и, подобно друиду, готовящему успокоительное снадобье, состряпал эклектичный плей-лист, где соседствовали Майлз Дэвис, Джон Колтрейн и Филипп Гласс. Я подключил плеер к колонкам, и в комнату полились первые ноты «Kind of Blue», самого прекрасного в мире джазового альбома, что признают даже те, кто прохладно относится к этому музыкальному стилю.
Сходив на кухню за еще одной чашкой кофе, я вернулся в гостиную в надежде, что на террасе уже никого нет.
Я ошибался.
Девушка явно была в плохом настроении — и это эвфемизм! Она планомерно колотила посуду, которую незадолго до этого расставила на столе, накрывая к завтраку. Кофейник, тарелки, стеклянный поднос — бьющиеся предметы один за другим летели на вымощенный плитками пол. Затем она в ярости забарабанила по раздвижной двери, но, так ничего и не добившись, изо всех сил запустила в нее садовым стулом. Тот отскочил от пуленепробиваемого стекла.
«Я БИЛЛИ!» — проорала она несколько раз подряд, однако ее голос не проникал сквозь тройное стекло: я скорее догадывался, чем слышал, что она говорит. Думаю, шум скоро привлечет соседей, а вслед за этим и службу охраны Малибу, которая избавит меня от надоедливой девицы.
Теперь она сидела у самой двери, уронив голову на руки, и выглядела обессиленной и подавленной. Ее печаль растрогала меня. Я не мог отвести взгляд от непрошеной гостьи. Только сейчас я понял, что ее слова странным образом завораживали меня и рождали в душе всевозможные вопросы.
Она подняла голову. Среди прядей золотистых волос мелькнул незабудковый взгляд, в котором сквозила нежность, но через несколько минут ее сменили растерянность и испуг.
Медленно приблизившись, я тоже опустился на пол рядом со стеклянной дверью. Я смотрел ей в глаза, пытаясь докопаться до правды или хоть как-то объяснить происходящее, и тут заметил, что ее веки дрожат, словно от сильной боли. Я отшатнулся, увидев пятна крови на нежно-розовом платье, потом у нее в руках мелькнуло лезвие хлебного ножа. Она сама себя поранила! Я встал, чтобы помочь ей, но эта психопатка заблокировала дверь, придавив ручку двери столом.
