Беверидж откинулся в кресле и, вытянув губы трубочкой, выпустил над столом колечко белого сигарного дыма. Затем, словно довольный сочинитель, ставящий в конце удачной фразы энергичный восклицательный знак, он послал в середину тающего колечка остатки дыма. Непринуждённость, с какой он наслаждался сигарой, показывала, что сегодня вечером Беверидж уже сказал о гибели Филлипса всё, что хотел. Равным образом скованность, с которой Фреверт пялился в свой хрустальный бокал и косился в мою сторону, свидетельствовала: ему есть что сказать.
— Мистер Фреверт, — подбодрил его я, — мне кажется, вы хотите добавить что-то ещё к уже сказанному вами.
Он взглянул на меня, затем на Бевериджа.
— Мне нелегко говорить в присутствии Кэролин, Бев знает, — произнёс он. — Она меня просто подавляет. По этой самой причине я не сумел воспротивиться тому, чтобы её брат поселился у нас — сначала в Цинциннати, а потом здесь, в Нью-Йорке. В течение двенадцати лет мы периодически жили вместе. В конце концов я больше не смог этого выносить.
Он хлопнул ладонью по столу и тут же стал заботливо расправлять образовавшуюся на скатерти складку.
— Я никогда в точности не знал, было ли что между ними… Если вы понимаете, о чём я… Но подозрения у меня имелись.
Шерлок Холмс притворился бы, что не шокирован намёком мистера Фреверта, но я был не столь умелым лицедеем. Нельзя позволять ему безнаказанно бросаться подобными намёками. Я поставил свой бокал и потребовал немедленно извиниться.
— Мистер Фреверт, как вы можете ставить под сомнение репутацию своей чудесной супруги? Не говоря о покойном, который уже не может защитить свою честь! И всё это при сенаторе Беверидже!
Моя вспышка заставила Фреверта вытаращить свои обычно потупленные глаза, но мгновением позже его лицо вновь приобрело прежний вид.
— Я не собирался вас шокировать, доктор Уотсон, но вы должны понять, что моя жена была очень, очень близка со своим братом. Бев знает. Спросите их сестру Еву. Та думала, что Кэролин намеренно держала Грэма в отдалении от остальных членов семьи. Они редко выбирались на семейные сборища, а до дня его смерти едва ли когда прекращали общение. Даже в разлуке ежедневно писали друг другу. И каждый день переодевались к обеду!
— В этом нет ничего плохого, — возразил я.
Фреверт для храбрости хлебнул портвейна.
— Может, и нет, — сказал он, — но когда брат с сестрой каждый вечер пьют шампанское, а затем на всю ночь остаются одни, думаю, это никуда не годится.
