— Только если Орлова там не будет.
— Чего он тебе сдался? И вообще, учти, что во взводных я тебя держать долго не буду.
— С Орловым местами поменяешь? — подковырнул Василий Палеха комбата. — Такого командира грех обижать. Одни сапоги да портупея чего стоят — хоть прямиком на парад отправляй.
— Ладно, не умничай, — буркнул Логунов. — На обиженных воду возят.
— А чего обижаться? Блиндаж у меня получше, чем твой. Командирский доппаек получаю. До лейтенанта даже дослужился.
— Иди к черту, — засмеялся Логунов и положил трубку.
Когда закончили разговор с комбатом, Палеха приказал подсчитать количество патронов, гранат и бутылок с горючей смесью. Боеприпасов, благодаря разворотливости Василия Васильевича, было пока в достатке.
Дней пять назад на отмели затонул баркас, и Палеха дважды посылал своих бойцов за добычей. Глубина была метра два, люди в холодной воде намерзлись до посинения, пока доставали ящики и коробки. Притащили тяжеленный мешок махорки, радуясь, что не будут страдать без курева. Но когда махру высушили, оказалось, что она никуда не годится — никотин вымыло водой.
— Спалим мы этот дот, — с азартом восклицал Палеха. — Иначе нам Щеглов всю плешь проест и комбату покоя не даст. Все за порванную шинель злится, а про своего погибшего автоматчика даже не вспомнил.
Помкомвзвода Матвей Черных, рассудительный, возрастом немногим более тридцати, задумчиво протирал патроны. Его побитое крупными оспинами лицо кривилось от давней контузии.
К октябрю сорок второго в роте осталось совсем мало бойцов, призванных год назад. Матвей был из немногих, прошедших вместе с отступающей армией путь от западной границы и почти до Москвы. За это время был трижды ранен и три раза выходил из окружения. Обязанности свои выполнял на редкость добросовестно, но все чаще его охватывала тоска. В селе под Борисоглебском у Матвея остались жена, четверо детей и мать с отцом в возрасте под восемьдесят. Тридцать человек ушли из села в первое военное лето и, судя по письмам, остались в живых всего двое-трое. Он уже примирился с неминуемой гибелью, старательно заполнил сведения о себе и закатал исписанный кусочек бумаги в «смертный медальон».
Палехе такое настроение своего помкомвзвода не нравилось, подбадривал, как мог, но Матвей лишь молча смотрел на лейтенанта влажными грустными глазами.
— Чего ты меня, Василий, утешаешь? — как-то выкрикнул он в сердцах. — Воевать за полтора года не научились, да и не научимся. Куда ни глянь, наши русские лежат. Пол-России уже под немцем. Такие у нас грамотные командиры и комиссары. Щеглов на передний край как на колхозное собрание приперся — теперь от страха отойти не может, а нам расхлебываться.
