Я своего читателя однажды видел и имел даже возможность
потрогать. Лет пять назад, лишившись последних средств к существованию, я
ударился во все тяжкие и перевел для “Радуги” дамский роман. Какие-такие
средства к существованию мне это доставило – тема особая, которой нам лучше
не касаться. Ну, перевел и перевел. Той порой упомянутые средства подоспели
сами собой, и я поехал с семейством в Петербург. И вот, в электричке, везшей
нас в Выборг, я, стоя в проходе, привычно уткнулся глазами в книжечку,
которую читала сидевшая на скамье подо мною женщина. Знакомые какие-то слова
– ну да, конечно! Я пригляделся к читательнице. Лет сорока-пятидесяти, не
обласканная жизнью, едущая, судя по сумкам, на дачу. Так сбылась моя мечта.
И уж кстати о дамском романе. Как всякая паралитература,
он, разумеется, ужасен. Переводя его, начинаешь на третьей, примерно,
странице ненавидеть автора, себя, страну, планету, Кирилла, Мефодия и
Шекспира. Однако за гуж ты уже взялся, значит, тяни дальше – читатель ждет.
Я, впрочем, и тогда думал, и ныне думаю, что и из дамского романа можно
попытаться соорудить нечто, не лишенное интереса. Ведь что он, в сущности,
такое? Непременная героиня – женщина, у которой не осталось надежд. В моем
случае, это была мать-одиночка с шестнадцати лет, теперь ей под сорок,
преподающая в школе, и с того, первого раза – ни-ни, ни с одним мужчиной. И
вдруг откуда ни возьмись появляется итальянский граф, красавец собой, и с
ходу начинает ее домогаться. Он ее, конечно, безумно полюбил с первого
взгляда, когда она в одном пеньюаре... ну, неважно. Но она не верит ему, нет,
не верит. Что ему провинциальная простушка? Он и годами моложе и вообще
магнат. То есть, она его любит. Но боится своего чувства. Тут происходят
разные коллизии. То приедет он к ней весь раненый шпагой, то увлечет в ту
половину Италии, которой уже владеет, и заодно овладеет нашей героиней, а
она, вся взволнованная, убежит от него, и он впадет в такое отчаяние, что
перестанет даже бриться. Много всякого происходит. Но кончается все
счастливым, безоблачным браком. Выходит, надежда-то есть всегда.
Так вот, если взять эту чушь, и заменить в диалогах все
отрицательные предложения на утвердительные и наоборот, глядишь и получится
неплохой абсурдистский роман с глубокой психологией. Другое дело, что на
автора, который все еще жив, такой пиратский набег невозможен.
