На завтра, да, не далее как на завтра назначили вы эту комедию, где намерены выставить нас ряжеными, брат Литта! И говорили вы об этом так, словно воистину действуете in nomine Domini11.
И ты этому не воспротивился, старый слепой брат Иероним! Словно был не только слеп, но и глух. И завтра все твое старшинство будет в том, чтобы вести их за собой, слепому поводырю слепых!
Вот когда он, отец Иероним, был во сне: когда не воспротивился – будто сном ему сковало язык.
А сейчас, хоть и ночь уже, должно быть, подбирается к середине, — это не сон. Разве назовешь это сном – состояние, когда слышишь голоса, коих не различаешь в сутолоке дня? Вот они, эти небесные голоса, — уж не хор ли ангелов? Слушай же, слушай их, слепец!
— Peccavisty!
— Peccavisty!
— Peccavisty!..12
И вслух отец Иероним отозвался на эти голоса из своей вечной тьмы:
— Sic, peccavi…13
[VI] Караульный Исидор Коростылев, лейб-гвардии Измайловского полка сержант, дворянский сын, 20 лет
«Грешите вы, батюшка, Исидор Гаврилович, — прихохатывала лекарская жена Марфа Мюллер, а сама, чай, не отодвигалась, даже еще потеснее ластилась к нему покатым плечиком. Но на словах иное: – Ох, грешите! Ну можно ль так? На вечор глядя – к чужой жене, когда супруг ее по лекарским делам отбыл в Царское? Грех вам, батюшка!.. А португальского портвейну отчего же не пьете?.. — И все плечиком его, плечиком… — Хотя после портвейну – да в караул… Но до караула часика два еще, небось?..»
…Как ни сладок был сей сон, однако при упоминании о карауле мигом выдернулся из него сержант Коростылев. Какие там «часика два», когда он уже в карауле! И, стоя в том карауле, — надо ж! — спит с ружьем на плече! Да где! Перед самым дворцом!.. А все, видать, этот портвейн ее проклятущий португальский! Разморило!..
То, что у них с Мюллершей после портвейну было – оно, может, грех и не столь велик, не он, Коростылев, у ней такой первый, вся их рота, чай, перебывала; а вот уснуть в карауле с ружьем – то и не грех даже, а бесчестие! И всему полку бесчестие! Да тут просто и словами-то не обозначить, что это такое – в карауле уснуть!..
Оно, правда, в нынешние времена кому как выходит. Вон, прошлым годом (о том уже весь Санкт-Петербург знает) уснул тоже один караульный – неизвестно, с портвейну или так, с недосыпу. И надо же – его величество тут как тут: «Сгною! В Сибирь! Под шпицрутены!..»
А караульный-то, не будь дурак, на императора – штыком вперед: «Не подходи!.. Никак покудова не можете в Сибирь, ваше императорское!..» – «Это отчего ж не могу?» – «А оттого, ваше императорское, что, ежель караульный в карауле, никто его никуда не может, покудова не сменили, что по уставу лишь начальнику караула дозволительно… Там дальше – можно и в Сибирь. А покудова – назад! Не подходить!»
