— Слушаю вас, капрал.
— Не скажете ли его императорскому высочеству, что гвардии капрал Двоехоров стоял насмерть, жизнь вашу защищаючи? И трижды раненный, продолжал крушить злодеев! Самому-то мне слишком на сию тему распространяться неохота – воспримут за хвастовство. А ежели от вас узнают – глядишь, к званию могут представить.
— Скажу непременно, — пообещал фон Штраубе. — Ибо сие истинная правда, вы дрались как лев.
— Благодарю вас, барон! — возрадовался капрал. — А про головы эти ради Бога не говорите, ну их! Еще, чего доброго, ошельмуют за нерадение – что их не добыл; тогда чина вовек не видать.
— Хорошо, не скажу, — кивнул барон.
Сам он уже думал о прежнем: для чего, для чего он мог понадобиться престолонаследнику? И что сему, если верить Литте, главному заговорщику он может, а чего не может говорить? И еще он думал о том, о чем подспудно не переставал думать почти никогда – о Великой Тайне своей и о своем особом для этого мира предназначении…
— Приехали! — сказал наконец Двоехоров. И потом, когда они уже подходили к караульным, тихо добавил: – Так вы не запамятуете сказать, господин барон?
— Нет, нет, не сомневайтесь, — еще раз заверил его фон Штраубе, восходя на крыльцо главного входа, где гвардейцы, видно уже знавшие, что его должно пропустить, делали ему ружьями «на караул».
Далее он поднимался по лестнице в сопровождении гвардейского штабс-капитана, а мысли все возвращали его к пережитому недавно, по пути во дворец. Злодеи напали столь поспешно наверняка потому, что страшились и не желали его встречи именно с престолонаследником. Но встреча еще не произошла, а значит…
Значит, по-прежнему следовало пока остерегаться всего и всех – и этого штабс-капитана, шагавшего позади, держа за рукоятку шпагу, и этих гвардейцев, вытянувшихся с винтовками на этажах, каждый из коих вполне мог выстрелить или всадить ему в спину багинет, и даже этих каменных сводов, которые могут невзначай обрушиться на голову…
Дошли, однако, без приключений. Штабс-капитан распахнул перед фон Штраубе широкую резную дверь и торжественно провозгласил:
— Чертоги его императорского высочества великого князя Александра Павловича!
Еще один шаг – и можно было уже до поры ничего не опасаться.
Ибо навстречу ему с приветливым лицом уже вышел…
Да, да, это, безусловно, был —
* * *
А лейб-гвардии капрал Двоехоров, несмотря на боль в пораненных местах, весьма бодро вышагивал в обход дворца, к тыльной его стороне, где располагались караульные помещения, и на все расспросы, что задавали ему по пути товарищи по полку касательно его окровавленного вида, лишь отмахивался, как от мух: «Да было дело…», «Приключилась позиция…», «Узнаете ужо…»
