Снова выстрел!.. И снова промашка…
«Выходит, не одни только дворяне тут в заговоре, — успел подумать фон Штраубе, — но и смерды-кучера…»
Сразу, однако, стало ясно, что кучер вовсе и не был кучером. Он отшвырнул разряженные пистолеты, спрыгнул с козел, скинул армяк, под которым оказался офицерский мундир, и, выхватив шпагу, бросился к карете.
Фон Штраубе попытался вытащить рыцарский меч, который так и не успел сменить на шпагу, но огромный меч оказался слишком длинен для кареты, и его никак не удавалось вытащить из ножен.
Лжекучер с обнаженной шпагой уже подбежал к карете и распахнул дверцу. Фон Штраубе приготовился отбиваться хотя бы ножнами, однако нападавший вдруг замер, глаза его выкатились, потом он захрипел, и изо рта у него поползла кровавая пена по фальшивой приклеенной бороде.
— Готов! — услышал барон голос Двоехорова.
В следующий миг лжекучер, мертвый, уже лежал на земле, а Двоехоров помахивал окровавленной шпагой и говорил с мальчишеским задором:
— Ловко я его, а, господин барон? В самое сердце шельму!.. Вас-то он из пистолета не задел?
— Господь миловал, — проговорил фон Штраубе, выходя из кареты, для чего пришлось перешагнуть через убиенного. — Спасибо вам, капрал. Если б не вы…
Выходило – всё же не все дворяне тут в действительности заговорщики. Так же, впрочем, как не все кучера – в действительности кучера.
— А, да что там! — весело сказал Двоехоров. — Главное – вы целы. Хорош бы я был, если б вас живого не довез к его императорскому высочеству. Всё, прощай бы гвардия, прощай дворянство! — Он взглянул на распростертый труп радостно, как на подбитую дичь, и добавил: – Сейчас поглядим, что это за птица… — С этими словами он сорвал с того фальшивую бороду и вдруг отшатнулся: – Господи, да это ж подпоручик Гладышев! Нашего полку!.. Вот дела!..
— Сзади!.. — успел крикнуть ему фон Штраубе, и сам наконец выхватил меч.
Сзади к ним уже подбегали восьмеро в масках, с обнаженными шпагами в руках.
У одного был еще и пистолет. С нескольких шагов он прицелился в фон Штраубе и выстрелил. Промахнуться с такого расстояния было решительно невозможно.
Барон, не успевший даже пригнуться, почувствовал сильный удар в грудь. Но на сей раз его спасла кираса, которую он за недосугом так с себя и не снял. Пуля скользнула по ней, оставив как раз там, где сердце, глубокую вмятину. Господь продолжал его беречь.
Тот выхватил второй пистолет, снова выстрелил, но впопыхах допустил вовсе промашку – пуля угодила в бок лошади, и она, сразу пав на другой бок, в последних судорогах забилась на мостовой
