Поэтому Андрей и его товарищи готовы были возликовать, когда им предложили разбиться на шестерки, и в каждом маленьком кругу, дымясь и благоухая, возникали солидные бачки белой жести.
В борще были кости, были сухие овощи, были даже обрезки окорока. И, как броненосцы в тропической гавани, плавали среди этого цветного изобилия большие черные водяные жуки. Их было ровно шесть. По одному на едока. Их крепкие крылья не разварились, словно они были из вороненой стали. Андрей подумал о бумажке.
Но бумажки не было даже на завертку. Впрочем, не было и табаку. Жуков выловили пальцами…
Кто-то серьезно спросил:
— Интересно, жуки входят в раскладку?
Это был, конечно, самый наивный из шестерки. Но все было так непривычно и необычно… Все могло прийти в голову.
Подавальщик, который пробыл здесь уже неделю и считал себя аборигеном, пальцами выловил одного из жуков, осмотрел его, понюхал и сказал:
— Вот сволочи! Опять взяли воду из болота.
От него Андрей и его товарищи узнали, что за чистой водой надо было ходить за двести метров, а запущенный пруд (несправедливо именуемый болотом) был рядом.
Итак, раскладка, повар и добродушный завхоз были ни при чем.
— Лень-матушка и тут налицо. Великая лень) — облизывая деревянную ложку, сказал седой, пока еще грузный человек, в прошлом главный бухгалтер.
Он был самым дальновидным из всех.
Таков был первый лагерный обед Андрея.
Он был далеко не самым невкусным.
Начальник Досич
Так вот он — лагпункт — конец пути. Первое пристанище надолго. Глубока, многоводна и извилиста река Чулым. Широка и болотиста ее пойма там, где она принимает в себя быструю Яю. Над поймой невысоко подымается зеленая грива — в ней проволокой и сухим плетнем отгорожена небольшая зона.
Этап сложил вещи у вахты. Прежде чем войти в зону, надо пройти баню.
Баня — вот она — белый сруб, но из трубы ни струйки дыма, а холодная баня — какая же это баня?
Приказано войти. Приказано раздеться и сдать белье и одежду в прожарку.
— А жару-то и нет, — ухмыляется банщик. — В лесу живем, а дров нету…
Какая-то женщина в белом — должно быть, врач — трижды меняет приказы: раздеться, одеться, сдать все вещи, сдать только белье, оставить верхнее… и опять все сначала…
Андрей сидит на прилавке, покачивая голыми ногами. На нем шапка, пояс и очки, остальное — в чем мать родила.
Входит высокий человек в рыжей кубанке. Глаза зеленые, острые, и весь он легкий и острый. Держится прямо. Говорит отрывисто. Больше спрашивает. Отвечает ему сутуловатый, одетый в лагерное субъект, который держится на полшага сзади.
