Как давно он не сжимал никого в объятиях, не ощущал в крови огонь желания!
Наконец с неожиданной для нее силой Мими скинула его с себя. Гибсон упал, ударившись о жесткий пол, — все лечение последних недель было разом сведено на нет. Он застонал от боли.
— Вы устроили мне ловушку!
На лице Мими не было сострадания. Яркий свет неожиданно вспыхнувшей лампы слепил глаза. Она стояла над ним, скрестив руки на груди и воинственно вздернув подбородок.
— Негодяй, вы посмели разыграть меня! — Мими кипела от ярости. — Вы низкий, грязный, никчемный тип! Как можно так поступать с женщиной? И это после того, что я для него сделала! Я всю вашу кухню вычистила. Кто на моем месте стал бы так стараться?!
— Вообще-то, Мими, женщины всегда изъявляли желание вымыть мне кухню. И сделать еще многое другое.
— Вы не только никчемный и грязный тип, а еще и эгоистичный тупица, возомнивший себя подарком судьбы!
Гибсон подозревал, что вся эта буря — не более чем попытка скрыть пережитое унижение. Неприятно, конечно, вот так ранить ее чувства, но другого выхода нет. А значит, нечего и жалеть о том, что сделано.
Однако и она зря так разошлась!
— Вам не жаль несчастного инвалида? — Гибсону наконец удалось прервать ее тираду.
— Жалость вылетела в окно в тот миг, когда вам в голову пришла идея разыграть меня.
— Это не розыгрыш.
— И что же это, скажите на милость?
— Небольшой эксперимент, — ответил он, приподнимая голову с пола. — Или, если хотите, испытание. Чтобы вы поняли, что лучше все-таки оставаться официанткой. А еще лучше — оставить меня в покое.
— Я вас пожалела.
— Напрасный труд.
— Думала, вам неудобно.
— Так оно и было. Но я не первый день в таком состоянии. Уже привык.
— Я была уверена, что вы спите.
— Ну, а я не спал.
— А зачем все эти таблетки на столе? От них вы должны были уснуть как убитый.
— Я их не принимаю.
— Почему?
— Не хочу, чтобы это вошло в привычку. Потом трудно будет от нее избавиться.
— А как же вы облегчаете боль? — спросила она, на мгновение позабыв свой гнев.
— Когда совсем плохо, позволяю себе выпить пива. Только одну банку.
— Но разве не удобнее спать в кровати?
— Я сам лягу, если сочту нужным.
— Вы даже не можете встать.
Тут она была права. Грудь болела, ребра явно следовало перебинтовать — нелегкая задача, если учесть, что у него только одна здоровая рука, да и та левая. Левая нога горела в гипсовом лубке и казалась непомерно тяжелой. Не исключено, что он снова вывихнул запястье, хотя, быть может, острая боль пройдет через пару часов. Или не пройдет никогда, все может быть.
