К животным мы питали особо теплые чувства. Люди в основном относились к нам пренебрежительно: ну хиппи, что с них взять; а мы лишь любили природу и жили как истинные нонконформисты. Одно время родители держали кур ради яиц и трех коз ради молока. Еще у нас был внушительный бродячий зверинец, и нашему любимому псу Поссу приходилось все время соперничать за наше внимание с осликом, пони и компанией мышей. Все они участвовали в театральных сценках, которые ставила моя мать и которые шли при свете свечей. В коттедже на ананасовой ферме, где мы однажды жили, в нашу жизнь вторглись опоссумы. Как-то с нами жила большая серая птица, австралийский журавль. Мне всегда казалось, будто мы ищем спасения от современной жизни. Теперь я понимаю, что тогда был глубоко погружен в попытки создать некую разумную систему, объясняющую связи между людьми и вещами. Я начал ее понимать только много лет спустя, когда взялся изучать квантовую механику; но тогда, в детстве, я лишь цеплялся за доступный мне мир, мир моих родителей, а одно время с радостью содержал собственный пчелиный улей.
Когда мне исполнилось девять лет, мать и отчим расстались. В то время это не показалось чем-то ужасным, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что тогда закончился мой личный рай. Как я уже говорил, в детские годы самым ценным для меня было какое-то томсойеровское ощущение прекрасного мира, полного приключений и открытий. События, последовавшие за расставанием родителей, были уже скорее мрачными. Многим из нас безопасная обстановка раннего детства видится в светлом сиянии, и я, несмотря на переезды, перемены жилья, смену школ и отвращение к учебе, прожил те годы в состоянии естественного восторга. Мир был свежим, океан – чистым, воздух – пропитан эвкалиптовым ароматом. Но человеческая натура, конечно, не ограничивалась рамками своего физического существования, и жизнь не была бы жизнью, если была бы лишена мрачных сторон. У Бретта копились собственные проблемы, и в конце концов мать уже не смогла с ним жить дальше, так что мы переехали в квартиру над магазином в Лисморе, которую разделяли с «Театром кочевников». Мама часто зарабатывала деньги, рисуя портреты людей на рынках, а позже я и мой младший сводный брат стали болтаться рядом с ней. Я брал губную гармошку и наигрывал свой ребячий блюз.
Мы с матерью старались жить достойно, но впереди нас ждала жизнь, полная скитаний и тревог; нам снова предстояло плыть по течению, вниз по Миссисипи
