Леди Маубрей произнесла эти слова в смертельной тоске, чувствуя, как на лбу у нее — пока она ждала ответа племянницы — выступает холодная испарина. Не догадалась ли Сара, почему Оливье живет у них в замке или по крайней мере жил в продолжение нескольких лет? Леди Маубрей не понимала, что могло заставить Сару отречься внезапно от надежд, так долго и тайно ею лелеемых, и она содрогалась при мысли услышать из уст племянницы заслуженные упреки. Бремя скатилось у ней с души, когда Сара, не колеблясь, ответила:
— Да, тетушка, я скажу все! Ах, зачем я раньше не призналась вам в своих глупых мечтах! Вы предостерегли бы меня: кто же лучше вас знает, что вашему сыну невозможно жениться на мне…
— Но что побуждает тебя так думать?.. Кто тебе это сказал?..
— Сам Оливье, — отвечала Сара. — Нынче поутру в парке, возле ограды у дороги, мы с ним болтали о всяких пустяках. И как раз проехал свадебный кортеж; мы остановились поглядеть на молодых; я сказала, что вид у них смущенный. «Нет, грустный, — говорит Оливье. — Да и как им не быть грустными. День свадьбы — можно ли вообразить что-нибудь более нелепое и жалкое!» — «Но отчего? — спрашиваю я. — Неужто бы вы предпочли, чтобы люди женились тайком? Это было бы еще грустней». — «Я предпочел бы, — отвечает он, — чтобы никто не женился. Что до меня, то я смотрю на брак с отвращением и не женюсь никогда». О дорогая тетушка, эти слова пронзили мне грудь, как кинжалом! Но вместе с тем они показались мне просто неслыханными, поэтому я решила не отступаться и сказала якобы в шутку: «А вы за себя наперед не ручайтесь». Он весь вспыхнул и ответил мне с такой живостью, будто намеревался навсегда лишить меня всякой надежды: «Уверяю вас, мисс Маубрей, я сказал правду; я дал обет перед небом и сдержу клятву». Я дне мела от стыда и от боли и потом провела весь день в тщетных попытках скрыть свое отчаяние…
Девушка разрыдалась. А Метелла, избавясь от терзавшей ее тревоги, на несколько мгновений замерла, равнодушная к страданиям племянницы. Оливье не любит Сару! Что нужды, если она его любит, что нужды, если она молода, богата и красива! Он не ищет иной сердечной привязанности, никакого иного семейного счастья, кроме того, которое он вкушает у домашнего очага леди Маубрей. И на миг она эгоистически ушла в глубины своего сердца, опьяненного торжеством тайной победы, предоставив племяннице безутешно плакать и забыв, что триумф ее зиждется на чужом несчастье. Но то была жестокость минутная; страсть леди Маубрей к Оливье имела своим источником душу горячую, открытую для нежности и добра — качеств, которые так украшают женщину. Сару она любила едва ли не меньше, чем самого Оливье, любила, как мать любит свое дитя. При виде горя бедной девочки сердце Метеллы обливалось кровью: ей было за что себя укорять! Она могла бы предвидеть, чем кончится постоянное дружеское общение молодых людей. Уже одного злословия соседей было довольно, чтобы дать ей понять всю ложность положения, в котором они втроем находились. Но она не пожелала внять предостерегающему голосу молвы, — и вот счастью Сары грозит опасность более неминуемая, чем ее доброму имени.
