— Начальство правильно делает, что направляет наши грешные помыслы к богу, — с усмешкой произнес Цхакая, — помолимся же богу, братья!
Он поднял обе руки вверх и молитвенно пропел:
— Боже, царя похорони…
Уголовники громко загоготали.
— Хороша молитва, только больно коротка, — скаля зубы, бросил конокрад.
— Сейчас мы ее продолжим, — весело подмигнул Цхакая Непийводе, — начинай, Степан.
Степан запел густым мощным басом:
Вихри враждебные веют над нами…
Все товарищи дружно подхватили:
Темные силы нас злобно гнетут…
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут…
Затопали в коридоре солдатские сапоги. Распахнулась дверь, на пороге вырос надзиратель. Сперва один, потом второй, третий. Через минуту они заполнили всю камеру.
Вызвали помощника начальника тюрьмы. Тот примчался тотчас и своим громовым голосом попытался было заглушить песню и гомон голосов. Но пели так дружно, что было лишь видно, как он открывает и закрывает рот.
Смолкли последние слова песни. И тогда все услышали охрипший, срывающийся голос:
— Прекратить!
— Что прекратить? — заулыбался Цхакая. — Молитву? Как можно…
— Я тебе!.. — не сдержался офицер и бросился на арестованного.
Тот, не шелохнувшись, спокойно произнес:
— Не надо волноваться… Тихо…
— Тихо! — повторил Непийвода таким громовым голосом, что офицер вздрогнул.
Невозмутимые, полные решимости узники, готовые встать на защиту Цхакая, остудили разгоряченного помощника начальника тюрьмы, и тот, чтобы не краснеть перед надзирателями, решил все кончить миром.
— Чего вы хотите? — с трудом подавляя клокотавшую злобу, спросил он.
Вперед вышел Лалаянц:
— Мы требуем немедленного освобождения!
— Освобождения! — дружно подхватили другие.
— Хорошо, я доложу, кому надо…
В кабинете помощник сказал начальнику тюрьмы:
— Господин полковник, политических нужно отделить. Они испортят нам и уголовных. Чего доброго, вместо утренней и вечерней молитвы то станут петь революционные песни.
Лоб полковника покрылся мелкими морщинами:
— Черт знает что! Пихают, пихают, будто тюрьма резиновая. И вообще, разве можно держать в одной тюрьме столько политических? Надо принять меры, чтобы перевезти их в другие города. Слава богу, тюрьмы есть не только в Екатеринославе. А пока освободите для них камеру.
— Слушаюсь.
Петровский привязался к веселому, красивому грузину Михе Цхакая, который и в самых трудных ситуациях не терял головы, был спокоен и всегда шутил. Вместе с Михой Григорий работал в Екатеринославском комитете РСДРП. И хотя Цхакая был старше Петровского на тринадцать лет, это не мешало их дружбе. В большой семье бедного деревенского священника Миха был младшим. Учился в Тифлисской духовной семинарии, но за чтение нелегальной литературы и антирелигиозную пропаганду был исключен с последнего курса. И началась типичная жизнь профессионального революционера: жандармский надзор, преследования шинков, тюрьмы, побеги, подполье…
