Колдун. Чужое Сердце | страница 126



  В общем в глазах у парней застыло удивление, смешанное со страхом. Тем не менее, после того как у спящего на горле возникла красная нить, а снег окрасился цветами крови, разведчики очухались. Вскочив, они вытянули свои мечи и ринулись в атаку. Довольно глупое решение. Пропустив первого пацана мимо корпуса, я выставил подножку, Нимииец разбрасывая хлопья снега кубарем покатился куда-то под откос. Ну, туда ему и дорога, пока взберется обратно уже успею расправиться с этим.

  Второй, вернее третий парнишка, тоже не видел во мне серьезного противника. Ну, оно и понятно, когда ты стоишь в полном доспехе и с тяжелым клинком в руках, а против тебя выходит голый мужик с парой кинжалов, то довольно таки сложно настроиться на серьезную битву. Ну и демоны с ним. Не церемонясь я поднырнул под ведущую руку, нанес удар в голень, потом отскочил, и вмазал пяткой в лицо, не прикрытое забралом. Парень завалился, а я уже вбивал ему младший кинжал в глазницу, но тут случилось непредвиденное.

  Когда в фильмах людям попадает стрела в задницу, это выглядит смешно. Когда тебе на холоде кидают в задницу стрелку, это больно и не приятно, а еще унизительно. В общем, третий молодчик умирал долго. Сперва я выполнил свой любимый прием и срезал ему руку, но заканчивать не стал. Вместо этого отступил на шаг и подняв выроненный меч, кинул ему. Тот сжимая зубы и с некой обреченностью в глазах, поднял оружие и дрожащей рукой направил на меня. Я не жестокий человек, но в последнее время нервы ни к черту, да еще и та деревня перед глазами всплывает всякий раз когда я вижу Нимийского ублюдка.

  В итоге на снег упала и вторая хваталка, но добивать я не стал. Вместо этого схватил меч за основание и протянул разведчику. Тот, заливаясь слезами и стонами, что-то кричал, я может и хотел понять, но просто не разбирал даже отдельные буквы. Парень схватил клинок залитыми кровью зубами, и в тот же миг я рассек ему горло. Солдат дернулся, попытался схватиться за шею руками, но их не было, лишь жалко подрагивали обрубки. В застекленевших, подернутых смертной пленкой глазах, все еще стояли слезы.

  - Все таки плохо на меня Пило влияет, - протянул я рассматривая залитый кровью холмик. - Это вроде его прерогатива - горячиться.

  Еще немного покорив себя, скорее для вида, чем из чувства глубокого раскаяния, я принялся за работу присущую каждому наемнику - стал обирать трупы. Хорошо что Нимийцы по жизни выше чем имперцы, и вопрос подбора размера стоял не так остро. Подштанники я себе сварганил из собственных тряпок, увы но когда человек умирает то эта часть гардероба "слегка" пачкается. Штаны стянул со спящего, сапоги у несчастного безрукого, пояс с него же, все остальное забрал у второго убиенного. Когда на руках защелкнулись замки щитков, а кольчужку окутывал теплый зимний плащ я, наконец, почувствовал себя человеком. Так же я прихватил одно серебряное колечко, лежавшее в кармане у все того же обрубленного, и прихватил меч с ножнами. Обычный бастард, лезвие в сто десять сантиметров и эфес пятнадцать, вместо гарды крестовина, но и это сойдет, сабель то все равно нет.