Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] | страница 91

— Но зачем нам к этому… терминалу?

— С чегой-то нам? Тябе. Я чо? Я там уж был-перебыл, тонул-всплывал… Я в прошлом мире остался. Теперя, в этом мире, тябе черед.

Меня словно опалило. Мелкий страх морозит, а сильный — жжет огнем.

— Мне?! Одному?!

— Ну. А чо?

— И я один должен исправить? Все, что до меня… изнахрачено? Все, что всякие там лесорубы, мелиораторы и секретари райкомов с их директивами натворили? А мне одному это расхлебывать? Да как же я смогу?

— Ничо, — ухмыльнулся Володя. — Там сообразишь. Ты ваще головастый, я вижу… как лошадь. Хоть и думаешь тоже, как лошадь, медленно.

— А как же ты здесь оказался, если ты в том мире?..

Скрипнула дверь тамбура. Мощная грудь проводницы, точно голубая подушка, углами вперед, воинственно нацелилась на нас. Над подушкой маячила ее раздраженная физиономия.

— Покурить, говорят, покурить… Полчаса курите, что ли? А ну, признавайся, где ханку прячешь, обсосок!

— На, обыщи! — дурашливо задрал руки Володя — бомж бомжом.

Проводница уловила амбре, которое пошло от его резкого движения, и вся скривилась:

— Руки марать об тебя… Ладно, валите на выход. Оленеводск через десять минут! Второй раз предупреждать не буду.

— А куда мы, на хер, денемся, там же конечная! — весело ответил Володя. Но пошел за ней. Мне показалось — слишком быстро, слишком охотно пошел, чтобы не отвечать на мои вопросы. В проходе он, будто шатаясь от качки, поймал мою руку, сжимавшую Карту, стиснул пальцы в кулак, а кулак попытался загнать мне под обшлаг куртки. Я уловил дуновение слов: “Спрячь получше, балбесина!”

Десять минут ушло на то, чтобы мне упихнуть Карту поглубже под свитер и проверить сумку (вроде все на месте и в том же виде), а Володе… Володе — схватить с пола пустую чекушку и ринуться к проводнице, где у них затеялся эмоциональный, но невнятный диалог по поводу запасов горючего, которое она, стерва собачья, перевозит в своем купе, но не дает честным людям даже в долг, хотя его все знают, за ним не заржавеет… Из вагона мы выходили порознь. Меня потрясывало, я тащился нога за ногу, перепуганно озираясь… Картинка провинциального вокзальчика виделась мне через призму жуткого будущего. Чистенький, но бедный с виду перрон города Оленеводска я — Антон Непомнящий — назвал бы безо всякого почтения жопой мира, а я — Михаил Прошлец, тем паче я — Пьер Багров, — не мог поименовать иначе, нежели преддверьем терминала. И тут Володя, якобы случайно, приблизился ко мне и толкнул в сторону от жидкого потока пассажиров. Мы вдвоем прислонились к перронной скамеечке. Володя полностью перекочевал в ипостась бомжа. Он как-то криво оглянулся и бросил мне с такой миной, будто на водку клянчил: