– А у нас вообще истории не было, – сказал Саныч со вздохом. – Не все время, конечно, а только в шестом классе, наверное, тогда и пропустил. Хотя мне греки не нравились совсем, у них рабство было…
– Это у римлян, – возразил я.
– Не, у греков тоже, я точно помню. Там они все друг с другом воевали, а потом друг у друга рабов выкупали… А ну его, припадочный просто. И еще надоедливый.
Саныч плюнул.
– У него там картина стоит, ты видел же. Странная картина, люди какие-то непонятные, смотрят как-то… Ну не знаю… Как завучи. Целая картина одних завучей! Аж пробирает, глаза точно отдельно ото всего нарисованы… Глазастая картина!
Саныч поежился.
– Так вот, люди какие-то. Одеты странно, вроде все в рубахах белых, а если присмотреться, то и нет – из под рубах другое просвечивает. У некоторых мундиры старинные, у других кольчуги, и в форме тоже есть. И это…
Саныч опять оглянулся.
– Темно, конечно, было… Но они как живые. Словно покачиваются. И сколько их непонятно, вроде немного, но если долго смотреть… На самом деле может и полк. Художники они как, все такие?
Саныч постучал себя по виску.
– Смотря какие, – ответил я. – Обычно нет. Если природу рисует, реку там, или озеро, то с чего ему свихиваться-то? Он наоборот очень нормальный, денег много зарабатывает.
– Этот ненормальный. Ты бы его другие картины видел – ничего не похоже, какой дурак это купит? Я бы и даром такое на стену не повесил. А он пристает – говорит, давай нарисую, вот, говорит, для тебя тут справа местечко есть, в верхнем ряду. А я говорю – а с чего это я должен тут быть нарисованным? А он не ответил, стал какие-то краски разводить. И снова про своих царей.
Саныч поскользнулся на раскисшей колее, едва не упал, влип руками в грязь, ругаясь, полез вытирать руки о сухую траву и о придорожные березки.
– Встань, говорит, как будто ты с копьем! Как?!
Саныч вернулся на дорогу.
– А я ему говорю, как я встану с копьем, если я этого копья никогда не видел? А он как взбесился, говорит, тебе просто никак без копья, затрясся весь, руки задрожали…
Саныч поплевал на ладони и вытер их уже о ватник.
– Ну, я тогда подумал, а чего мне, жалко что ли? Дядька последнюю краюху отдал, чаем напоил, на печи уложил, а я не переломлюсь ведь, правда? Хорошо, говорю, встану. Ну, встал в угол, рожу как на фотокарточку состроил, ухват сжимаю, стою. А он рисует. Быстро так, и похоже, ну, ты же видел. И звездочку пририсовал.
– А что? – спросил я. – Правильно, что сказал, тебе ведь давно за генерала полагается.
