Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] | страница 70

– Мария Иванна, могу я с вами говорить совсем откровенно?

– Попробуйте, – она усмехнулась.

– Здесь были бандиты. Двоих я видел. Это те самые?

– А если они снова придут, что тогда? – тихо спросила Маша.

– Уже приходили… А я зачем здесь? Мы все? Так что же? Смелости не хватает?

– Вы меня не подзадоривайте, я вам не гимназистка из первого класса, – обиделась Маша. – Эти двое приходили тогда тоже… – Она зябко передернула плечами.

– А остальные? – обрадовался Коля. – Как они выглядели?

– Главарь с усиками… Второй – в одежде этого… ВЧК, кажется, так? Остальные… громилы и все. Если вы мне их покажете – я их узнаю.

– Не побоитесь? – недоверчиво спросил Коля.

– Вы сначала их поймайте, – она искривила губы. – А там уж увидим… Не очень-то у вас это получается, как я посмотрю…

В камине трещали обломки стульев. Маша пошевелила щипцами угли, и они вспыхнули, рассыпались искрами.

– У нас дома тоже был камин, – вдруг сказала Маша. – Зимой, по вечерам, вся семья собиралась у огня. Экран у камина был прозрачный, из толстого стекла. Мама читала вслух… А теперь мне кажется, что этого никогда не было… Сон это. Сон и утренний туман…

Коля снял нагар со свечи, посмотрел на лампу. Ему очень хотелось рассказать Маше о том, что в их семье любили огонь, только зажигали его не в камине, а в обыкновенной печке… А когда зима была сытая, мать пекла вкусные гречневые блины, и ели их с пахучим медом. Как это было давно… Права Маша – сон приснился, и все…

– А где ваши родители? – спросила Маша.

– Сгорели.

Она хотела расспросить его, но вдруг увидела его окаменевшее лицо и промолчала.

Утром Трепанов собрал своих сотрудников на совещание:

– Вопрос первый. Воробьеву – он мною арестован на сутки за халатность и ротозейство, – я еще могу простить: он молод и глуп. Его взяли на пушку, а он поверил. Но вот Кондратьев… Так сказать – вопрос второй… Кондратьеву я объявляю строгий выговор. За неумелые действия при задержании преступников. И вопрос третий: кто желает подвергнуть действия товарища Кондратьева разбору?

– Разрешите мне, – сказал Никифоров. – Я, первым делом, поставил себя на место Кондратьева. Как бы действовал я? Они, гады, идут к Маше, к гражданке Вентуловой. Я один – Воробьев-то уже ушел! Командую: «Руки вверх!» – и вся любовь!

– Просто у тебя… Руки вверх, – передразнил Афиноген. – Ограниченный ты человек, Никифоров. Да, Коля растерялся! Он один, они ломятся к Маше, а тут еще этот тип в колпаке выходит на площадку. Мало того, сама Маша хочет открыть дверь! Коля сделал все верно, а что бандиты ушли… Вот вы, товарищ начальник, выговор Коле объявили. Ладно! А теперь научите нас, как надо было действовать?