стран. Сегодня мы вновь стоим перед проблемой неравенства, с той разницей, что теперь неравны в большей степени страны, а не граждане одной страны.
Близкое родство между коммунистическим планированием и неолиберализмом позволяет экономистам с легкостью менять одну политическую крайность на другую: из левых рикардианцев становиться правыми рикардианцами. Доктрина Рикардо, распространившись среди политиков разных убеждений, создала прочный фронт против основанной на опыте экономической науки. Этим можно объяснить трудности, с которыми столкнулась Лиссабонская стратегия Европейского союза. Лиссабонская стратегия сочетала необходимость инноваций с необходимостью общественной сплоченности, но поскольку оба этих понятия чужды учебнику по стандартной экономической науке, они были встречены с таким неприятием, что их пришлось перекроить во что-то более подходящее. В США ситуация иная: пропасть между риторикой и реальностью позволяет применять на практике активную промышленную политику, относительно не испорченную теориями из учебника.
Если бы мы попытались проанализировать профессию экономиста как ветвь производства, мы вскоре обнаружили бы несколько странностей. Первую можно назвать системой первичных стимулов: как сказал Пол Самуэльсон в интервью журналу «New York Times» много лет назад, «экономисты работают ради признания своих же коллег»[62]. Другим наукам (например, медицине) вполне удается совмещать признание коллег с реальностью спасения пациентов. Вторая странность в том, что любое развитие (для бедняков оно может быть как прогрессом, так и деградацией) сильно зависит от пути (англ. path-dependence), однако вот уже многие поколения экономистов следуют по пути наименьшего математического сопротивления, который не учитывает зависимости от пути. Третью странность заметили еще Томас Кун и Карл Поппер: нормальные науки, как правило, действуют в рамках одной научной системы, пока она не исчерпает себя; затем происходит радикальная смена парадигмы; в экономической науке два параллельных подхода могут существовать одновременно. Воспользовавшись метафорой американского экономиста Кеннета Эрроу, можно сказать, что традиция Другого канона «действует, как подземная река, появляясь на поверхности только раз в несколько десятилетий». Существование двух параллельных традиций делает возможным оппортунизм и подмену предпосылок, о которой мы уже говорили; на экспорт идет одна теория (заумная), а «дома» используется совсем другая (прагматичная). В целом же разные типы экономического анализа циклически сменяют друг друга в зависимости от моды. В некоторые периоды (в 1760-е годы во Франции, 1840-е Европе и в 1990-е чуть ли не во всем мире) абстрактный тип мышления становился единственно принятым, за это пришлось платить немалую цену.
