Рона поведала ему об успехах экспертов-криминалистов.
— Мы определили профиль ДНК по слюне и сперме. Кроме того, у нас есть два волоса, не принадлежащих убитому мальчику, — сказала она.
— То есть мы имеем генетический профиль убийцы?
— Да. Я отправила образцы в лабораторию ДНК. Результаты будут готовы не раньше, чем через сорок восемь часов.
— Не много от этого пользы без самого подозреваемого, — заметил он.
— Может быть, нам повезет с базой данных ДНК.
— Будем надеяться. Что там с покрывалом?
— На нем еще много старых пятен, требующих обработки.
— Значит, им часто пользовались?
— Боюсь, что да.
По словам констебля Кларк, с покрывалом дело обстояло еще занятнее. Теперь они точно знали, что это штора, сшитая на заказ, и дорогая. Это давало шанс найти место, где ее покупали. Рисунок был очень необычный — большие завитки зеленого, красного и синего шелка.
Билл вспомнил ту ужасную комнату. Запах спермы, пота, грязи и эти мерзкие дерьмовые занавески на окнах, плотно задернутые, чтобы скрыть происходящее внутри.
— Материал французский, — говорила Дженис, — мы даже знаем фамилию изготовителя. — Она едва не улыбалась. — Магазинчик на Рю Сен-Жорж возле собора Сакре-Кёр, где продают эксклюзивные ткани. Ее купили либо уже здесь, либо в Париже. В любом случае это можно выяснить, сэр.
Билл был доволен.
— Свяжитесь лучше с прокурором, пусть даст разрешение изъять данные на эту штору, если кто-нибудь ее узнает.
— Уже готово, сэр, — торжествующе объявила Дженис.
Похоже, корабль вполне мог следовать своим курсом и без капитана.
— Как семинар? — поинтересовалась она.
— Мрак.
Она так и подумала, поговорив с констеблем Макфайл, сказала Дженис. Та, очевидно, сразу после семинара помчалась домой повидать свою маленькую дочурку.
— Да. Я ее понимаю, — согласился Билл.
Говорят, что когда у полицейского не остается сочувствия к людям, ему пора на пенсию. Интересно, каков необходимый уровень сочувствия? Это все равно что у врачей. Нельзя слишком жалеть больных, нельзя выносить эту жалость за пределы больницы. Ему удалось уцелеть, работая в полиции. Он до сих пор был способен смеяться над трудностями. Нужно сохранять чувство юмора, иначе ты сойдешь с ума, как те субъекты, которых ты ловишь и сажаешь за решетку.
Но вот в последний раз чувство юмора ему изменило. Это убийство он принял чересчур близко к сердцу. И у Роны было такое выражение, когда он говорил ей о родимом пятне на ноге мальчика, что ему стало не по себе. Такое же выражение было и у молодой женщины-констебля во время семинара: затравленное, виноватое, отчаянное, как будто Божий мир был слишком ужасным местом для жизни.
