Потом, раскрасневшиеся от жестких мочалок и окатывания ледяной водой, весело подмигивали священнику в обшитом липовыми досками предбаннике и подливали ему можжевеловой настоечки, настоечки на ягеле и морошке. Тут же дымился и огромный медный самовар. Причем не электрический, а настоящий, который надо разжигать щепками. На начищенном до зеркального блеска мятом боку самовара виднелись выпуклые цифры «1914». Стол ломился от снеди. Отец Василий равнодушно отнесся к халве и сгущенному молоку, которыми геологов снабжали в большом изобилии, зато воздал должное местным дарам природы – вареньям из брусники, костяники, морошки.
Леша Сидоров бегал за свежей водой, щепками для самовара, раздувал угли новеньким кирзовым сапогом, висевшим на гвоздике рядом со столом. Попутно выяснилось, что Леха служил тут в армии в автобате, но сам родом из Сочи. Ему здесь понравилось, и он остался работать водителем в партии.
За настоечкой, чаем с вареньем и домашней выпечки хлебом поговорили о том, что в зверосовхозе хотят окрестить пацаненка, а заодно и его молодых родителей. А еще хотелось бы освятить ветеринарную лабораторию. Что самый молодой и самый бородатый в компании Костя Осьмушкин – совсем не геолог, а главный зоотехник. Что родом он из Саратова, чуть было не поступил в духовную семинарию, но влюбился. За своей невестой отправился поступать в зооветинститут. Но ближе к окончанию учебы девушку у него увели, и он с горя уехал в Заполярье разводить песцов.
Рыжий бородач Вадик, который все время над всеми подшучивал и всех называл не геологами, а геолухами, сам оказался геоморфологом. Что это означало, отец Василий не понял, да это было и неважно. Он наслаждался теплом, уютом и хорошей компанией. Веселые парни, самому старшему из которых было не больше тридцати пяти, не лезли с рассуждениями и вопросами о религии. Они нещадно курили, много шутили и много рассказывали.
Спать отца Василия отпустили за полночь, когда худой и костлявый начальник партии молодой бородач Семеныч сказал наконец веским голосом «брэк» и «хорош, всем питекантропам быстро по пещерам». Потом задумчиво уставился на такую же, как и у геологов, бороду отца Василия и пояснил, что к нему это не относится, что у священника борода – это признак, и начальник партии величественно покрутил пальцем, нацеленным в потолок. А у геологов – признак – и покрутил пальцем у виска.
Проснулся отец Василий только около девяти. Странно, но голова была ясная, несмотря на то что вчера он переусердствовал с настойками. Поднявшись с матраса, который, как он помнил с вечера, был набит птичьим пухом, отец Василий осмотрелся. За окном чуть теплилось полярное солнце, и где-то громко лаяла собака. В небольшой комнате с розовыми обоями и толстой трубой по всему периметру стояли еще три кровати и два платяных шкафа. На вешалке у входа висели ватник и тонкая ватная безрукавка. Около стула стояли новенькие резиновые сапоги на легкой рифленой подошве, на стуле лежала вязаная шерстяная черная шапочка, а на ней – лист бумаги.
