— В любви не признаются, но ты знаешь не хуже меня, что в Нью-Йорке, как и во всех цивилизованных странах, водители, напротив, соревнуются в том, кто первый уступит дорогу. И не только водители...
— Ты что, не читал, что мы, русские, самые гостеприимные?
— Читал, читал,.. – согласился Синистер. – Сами же и распространяете эти слухи... Ты лучше скажи, откуда такая кровожадность? В действительности, если взять среднестатистического гражданина вашей страны, он, наверняка, как и другие его сограждане, боится крови. А тут... одни инстинкты... Реакция на раздражитель, как у древнего человека...
— Есть такое, не любим мы друг друга... Зато вы жадные, а мы последнее отдадим.
Обменявшись таким образом приветствиями, они обнялись с обязательными прихлопываниями по спине, с подчеркнуто бесконтактными поцелуями. Это такая модная нынче, сравнительно скупая мужская ласка – щеками слегка обозначить касание и почмокать возле уха. Со стороны похоже на забор проб воздуха возле ушей. Но, что поделаешь, обычай есть обычай, как бы смешно он ни выглядела.
А кроме шуток – Максимов был искренне рад видеть Фила, всем своим обличьем являвшего полнейшую противоположность своей фамилии[2]. К тому же, он был почти родным, этот Фил: бабка по материнской линии родилась под Смоленском и была смыта с берега зарождающегося нового миропорядка в пучину капиталистического хаоса еще «первой волной» вместе с достопочтенными родителями, местечковыми ортодоксальными евреями.
После нескольких лет мытарств и злоключений семья, поверившая в справедливость и добро, которыми повеяло от Веймарской конституции, обосновалась в Германии. Там повзрослевшая и налившаяся соками Цицилия встретила суженого – школьного учителя, вместе с которым немало потрудилась, чтобы дать жизнь пятерым чадам, одним из которых и была дочь, красавица Эсфирь, будущая мама бородатого, толстого, но замечательного во всех отношениях Филиппа. До того как родить это чудо природы (конечно, она родила его без бороды, но толстым он был с самого начала), семья по счастливому стечению обстоятельств и, главное, вовремя переселилась в Швейцарию, где глава семьи получил работу клерка в одной фармацевтической фирме. Своевременный переезд позволил им избежать всепожирающего огня Холокоста. Здесь Эсфирь повстречала и счастливо вышла замуж за очарованного Альпийскими горными красотами и непревзойденным шоколадом американского журналиста сладкоежку Роберта Синистера – будьте знакомы: батюшка Филиппа, – и упорхнула с ним за океан.
