В общем, он был близок к народу. Это интеллигенция его не любила, а простые люди — очень даже хорошо к нему относились.
Особенно медсестры его любили. И он любил медсестричек. А что? Чистенькие, беленькие и все время о тебе беспокоятся. На одной даже хотел жениться. Была такая Тамара, войну с ним прошла. Вот он и хотел. Хотя у самого уже семья.
«Какая это была женщина, Тома моя! — признавался он младшему брату Якову. — Любил ее как… Благодаря ей и выжил. Очень жить хотелось, когда рядом такое чудо. С ума сходил, от одного ее голоса в дрожь бросало. Однажды вышел из блиндажа, иду по окопу. Темно было совсем, ночь была сказочная, с луной, звездами. Слышу, Тамара моя за поворотом с кем-то из офицеров разговаривает и смеется. Остановился я, и такое счастье меня охватило, так что-то сердце сжалось, прислонился я к стене и заплакал».
Просто человек он был чувствительный и нежный. Вот в чем дело. Бывший канцлер ФРГ Брандт так его однажды и сформулировал: «Русская душа, возможны быстрые слезы». Очевидец рассказывал, что когда Председатель Всемирного совета мира индус Чандра в изысканных выражениях восхвалял миролюбие советского вождя, все полагали, что увидят на лице товарища Брежнева некую приличествующую случаю досаду или нетерпение, смотрят, а он плачет. Потом он расплакался в Болгарии, слушая, как хвалит его Тодор Живков. Так дальше и пошло. Перестал сдерживаться.
Искусство от этой его особенности очень выигрывало. Все помнили, как бесчувственный Хрущев обзывал деятелей советского искусства «пидарасами». А Леонид Ильич нет. Вот, например, собрались запретить «Белорусский вокзал». Авторы упросили показать фильм Леониду Ильичу. А там, в этом кино, собираются однополчане и поют песню Окуджавы о десантном батальоне. Ну, Леонид Ильич и заплакал. Фильм сразу разрешили. Точно так же разрешили вырезанный было уже кусок из «Калины красной», где Шукшин рыдает по своей матери возле разрушенной церкви. Ужас! Это что еще за опиум для народа?! А Леонид Ильич увидел и тоже разрыдался. Оставили опиум.
Так вот, о медсестричке. Жена его, генеральша Виктория Петровна, о фронтовом романе знала все. Но ведь и преимущества были на ее стороне: она — законная жена с двумя детьми, Галей и Юрочкой. А партийному человеку развод — это партбилет на стол. Пришлось незаконной Тамаре сделать несколько абортов, после которых у нее, бедной, не было даже возможности отлежаться. Война-с!
И будто бы о незаконной любви полковника с медсестричкой доложили Сталину. И будто бы: «Ну что ж, — сказал вождь, — посмотрим, как он поведет себя дальше». И сразу это полковнику передали. После чего Леонид Ильич, как выразился брат его Яков, «наклал в штаны». Еще бы. Везло-везло, а в любой момент могло и закончиться на раз-два.
