Есть такая порода мужиков, которые до самой старости хотят выглядеть как молодые. Они отращивают волосы, чтобы лихой закрученной прядью маскировать лысину, они красят их, как бабы, чтобы не было видно седину. Они одеваются смешно и похожи на клоунов. Они даже пытаются вести себя так, как думают, что так ведут себя молодые, а это еще смешнее.
Вот и этот крюк в расстегнутом синем пальто оказался из таких — вечно молодых клоунов с крашенными в рыжий цвет волосами. Впрочем, ему сейчас явно не до смеха. Мужика терзает жестокое похмелье, аж губы посинели. К нам он сигает, уверенный, что тут ему нальют, а когда видит малолеток, надежда спадает с лица, и он грузно оседает на свободный ящик, пачкая дорогое пальто.
— Ой, помру щас… Ой, беда…
Тёха молча выуживает из недр своей меховой куртки плоскую бутылку с коньяком, ту самую, из баула, взятого нами в метро, протягивает рыжему. Тот мутными глазами недоверчиво смотрит на нее, скалится, хватает и долго не может отвинтить крышечку…
Косеет он сразу — видать, сказываются старые дрожжи. Маленькие глазки вспыхивают, острый носик розовеет, перестают ходить ходуном слюнявые губы.
— Вот спасибо, молодежь! Спасители вы мои! — невнятно шамкает мужик, не глядя втыкает ополовиненную бутылку в снег.
Лет ему пятьдесят, а то и больше. Интересно, откуда такого парадного фраера занесло в грязный тупичок возле станции?
Мы все уже наелись, напились минералки и сидим осоловелые, молчком. Капает с деревьев, кричат вороны, им вторят локомотивы с железки. Мужик закуривает длинную тонкую сигарету, блаженно жмурится — и тут его начинает нести.
— Что ж вы… молодежь, а? Сидите тут, сопли жуете. И-эх! Я в ваши годы… Что ж вы такие рыхлые-то, а?
Он снова прикладывается к бутылке, хватает последний «сникерс», умело рвет обертку, кусает. Карамельная нить повисает на отвороте пальто.
— Мы, дяденька, ничего. Мы просто так, — вяло отвечает Шуня, разглядывая свои новые ботинки.
— Вот! Во-о-от! Именно — просто так! — неожиданно зло кричит мужик, пятерней взлохматив редкую шевелюру.
Прядь крашеных волос падает в сторону, и становится видна лысина с коричневыми пятнышками.
— Все у вас «просто так». Поколение… Ур-роды, вашу мать! Твари неблагодарные! Жизни ни черта не знаете! Все вам на блюдечке, все «дай, дай». Пороть вас надо. Розгами! Плетками! Чего тебе?!
Хорек, робко привстав со своего ящика, дергает мужика за рукав:
— Дядь, дай «сникерс»…
— «Сникерс» тебе? Опять дай? Дай, дай, только и знаете это слово! Да на, чувырло! — И мужик резко втыкает надкушенный батончик Хорьку в лицо.
