— Сумки не взяли, боялись — не уйдем с ними, — говорит он.
Шуня тихонько ахает, — и только.
— Я это место давно знаю, — объясняет Сапог. — Прошлым летом ездил в Муром, ну и застрял тут, блин. Ночевать надо было где-то, а с вокзала косари прогнали. Лазил, лазил по окрестностям, до деревни даже добрался — везде местные, вломили один раз. А тут классно, тихо и нет никого!
Никто не спрашивает, откуда про место, где «классно», знает Тёха, но, видать, и ему доводилось тут куковать-вековать. Что ж, наше путешествие, только-только начавшись, едва не закончилось в местной косарне, и что будет дальше — хэ-зэ…
***
Мы сидим на промерзших ящиках, обнаруженных в сугробах. Холодно. Свистит ветер, сыплется сверху мелкая снежная дрянь. Скорей бы утро. «Когда темно, мороз кажется на пять градусов сильнее» — так всегда говорил Бройлер.
— Шмотки — в минусах. Все косари местные на дыбки встали, — Тёха коротко матерится, встает с ящика и бьет Сапога ногой в лицо.
Тот, не ожидав удара, кубарем летит в снег. Шуня ойкает, Губастый, до этого что-то втиравший Хорьку про Дальний Восток, испуганно умолкает.
— Запомните, суки: еще один косяк — и на хрен прикопаю у дороги, — бесцветным голосом сообщает Тёха.
Сапог, отвернувшись, вытирает окровавленное лицо снегом. Мы молчим.
К утру становится так холодно, что зуб на зуб не попадает даже у Хорька, одетого в длинный бабский пуховик. Шуня сидит на ящике, как птица на ветке, натянув куртку на худые коленки.
От станции временами доносится искаженный голос диспетчера и гудки поездов. Светает — темно-синее небо над заснеженными крышами складов становится серым. Надо что-то делать, иначе хана — это понимают все. Наконец Тёха говорит:
— Губастый, Хорек— костер. Пятёра, возьми две штуки. Скатайтесь в Гурловский, купишь ей… — следует короткий кивок на встрепенувшуюся Шуню, — джинсы и зимнее чего-нибудь на ноги.
— Ой, Тёшенька, а за две тысячи приличной обуви не бывает… — начинает Шуня, но под тяжелым взглядом Тёхи умолкает.
— В секонд-хенде возьмете. Или на барахолке. Пятёра, понял?
Я киваю, беру деньги и шагаю по снегу к просвету между кирпичными стенами. Шуня подхватывается и догоняет меня. За нашими спинами трещат ветки — Губастый и Хорек с энтузиазмом крушат окрестные кусты. Я оборачиваюсь — Сапог как сидел, так и сидит на ящике в стороне от всех. Обиделся. Еще бы. Виновата-то наверняка вот эта оторва, что уже взяла меня под ручку и начала щебетать что-то про фасоны и размеры. Причем все понимают, что виновата Шуня. Но при этом все понимают, за что получил Сапог. Все — кроме него самого…
