Мрак, редкие фонари, палые листья, шорох подошв, изредка — с наплывом слабого ветра — морось, в пустынных пространствах у Колизея — вспышка сигареты, легкий раскат мелодичной итальянской речи, рассыпавшийся искрами женский смех.
Кон осознанно выбрал этот час, когда толпы туристов выметены подчистую, но великие руины еще не погрузились в абсолютную оцепенелость смерти. Девицы, в надежде подцепить клиента, прогуливаются мимо поваленных колонн у виа Сакра — Священной дороги, при слабом свете фонарей уходящей вверх, в мрак, к арке Тита, к развалинам дворца Тиверия на Палатинском холме.
Кон идет вниз, по Сан-Грегорио, мимо причудливо громоздящихся в полумраке фигурок на арке Константина — слева и круто уходящих в небо развалин дворцов Домициана и Септимия Севера — справа, идет вниз, в странно влекущую и обнадеживающую тьму, пахнущую сырой свежестью обрызганных дождем деревьев и трав, в долину между холмами, где раскинулось древнее спортивное поле, Цирко Массимо, обросшее по краям диким кустарником, в котором изредка мелькают чьи-то фигуры. Слышны приглушенные голоса (говорят, здесь собираются гомосексуалисты).
Кон поднимается к подножью Авентинского холма и замирает, потрясенный красно-бурым сумраком клубящихся в ночной подсветке колоссальных руин палатинских дворцов — бесконечным кладбищем, в котором целиком погребен некогда бессмертный Рим.
Кон быстро идет по пустынной дороге, через площадь Ромула и Рема, не отрывая завороженного взгляда от этого кроваво-таинственного отсвета — через огромное поле цирка Массимо — прожекторных фар гигантского многоэтажного лабиринта дворцов эпох и Юлиев, Флавиев, Северов, дворцов, прораставших один в другом, выраставших один из другого, павших под нашествием варваров, но в гибели своей воздвигших самим себе колоссальный монумент развалин, равного по величию которому нет в мире; быть может, здесь, где на миг замер Кон, столетья назад стоял Питер Брейгель-старший, захваченный зрелищем циклопических развалин, чтобы затем кистью в своей «Вавилонской башне» запечатлеть мощь и летучесть вздымающихся развалин арок и уходящие в глубь земли тоннели некогда роскошных залов и коридоров.
О, это варварски-хищное тщеславие победить смерть несоизмеримыми с человеческим рассудком каменными массами, жажда гигантизмом застраивающегося пространства вглубь, ввысь и вширь одолеть вечность и, главное, умение трезвым инженерным расчетом в сочетании с толщами бетона и кирпича, способными сопротивляться любым нападениям ветра и воды, добиться этой победы над временем.
