Между тем вслух он сказал, пожав плечами:
— На твоем месте, маркиз, я был бы более осмотрителен.
— О чем ты?
— Ты уверен, что твоя жена притворяется больной, не правда ли?
— У Лоры железное здоровье, повторяю тебе. Она разыгрывает эту комедию лишь для того, чтобы удержать меня подле себя.
— Потому я и говорю, что на твоем месте надо быть осторожнее, — серьезно сказал Либуа.
— Почему же?
— Потому что за обожанием маркизы кроется ревность к тебе, которую породили твои частые поездки в Париж.
— Но моя жена отлично знает, что я езжу по делам о наследстве ее отца, — ответил Монжёз.
Живописец опять покачал головой.
— Да, — отозвался он, — однако ревность не поддается здравому смыслу.
Намереваясь вызвать маркиза на откровенность и заставить его заговорить о светловолосой наяде с пышными формами, Либуа невозмутимо продолжал:
— Но скажи, пожалуйста, между нами, неужели ты никогда, решительно никогда во время своих поездок в Париж не давал жене повода к ревности? Не бойся, будь откровенен.
Монжёз, как павлин, расправил свои перья и самодовольным тоном произнес:
— Время от времени мне приходилось срывать мирты, — сознался он.
Либуа понял, что допытываться о Венере еще рано, а потому держался той же темы:
— Так как ревность маркизы возникла не без оснований, то я прав, говоря, что тебе стоит быть поосторожнее.
— Да почему же?
— А вдруг маркизе вздумается тоже сорвать мирты в отместку тебе!
— Или, прямо говоря, завести любовника? — спросил маркиз.
— Именно.
При этом ответе Монжёз затрясся от смеха и, задыхаясь, пробормотал:
— О! На этот счет я спокоен… и по весьма уважительной причине… по причине, которая служит оправданием моей неверности и в то же время ручательством против отмщения.
— Что это за причина? — с любопытством спросил живописец, ожидая услышать какую-нибудь невероятную глупость.
Монжёз открыл было рот, но вовремя вспомнил, что кучер может его услышать. Тогда он наклонился к уху Либуа и прошептал:
— У моей любезной супруги ни на грош нет темперамента.
— Вот как! — воскликнул живописец.
Потом, вспомнив слова маркиза, спросил:
— Не об этом ли недостатке ты упоминал сегодня утром?
— Без сомнения! Она лед, настоящий лед, мой друг. Понимаешь теперь, насколько смешно бояться отмщения?
Ответ маркиза вывел живописца из себя.
«Какой подлец! — подумал он. — Мне следует отбить у него и любовницу, и жену».
