Но так долго продолжаться не может, и нас теснят. А ведь к австралийцам подходят все новые подкрепления.
Битва во тьме, глухие удары по человеческим телам, крики ярости и хрипы умирающих — все это приобретает страшный, фантастический характер.
Несколько каннибалов проползли к повозкам, чтобы взобраться на них. Новая тревога охватывает нас: противник завладевает инициативой. Неужели все кончится тем, что нас съедят?
Но нет, об этом, видимо, еще рано думать. Именно в ту минуту, когда нарастает новая волна атакующих, звучный голос кого-то из наших, перекрывая шум, подобно голосу моряка, отдающего команды в бурю, кричит:
— Ложись! Все — на землю!
Команда выполняется мгновенно, и сразу же тьму прорезает серия вспышек. Нас оглушают выстрелы, следующие непрерывной чередой. Град свинца обрушивается на нападающих, которые тут же разбегаются с дикими воплями.
Мне знакомы эти выстрелы пулемет! Браво! Как раз вовремя!
Положение резко меняется. Призыв дикарей к сбору звучит в последний раз: они исчезают.
Все наши перепачканы кровью, трое как будто тяжело ранены, но после первого же осмотра выясняется, что ранения поверхностные и неопасные.
Окружаем и поздравляем Эдварда и Ричарда, поставивших пулемет на лафет и тем самым выигравших битву.
Но не видно ни майора, ни сэра Рида. А где Робартс и Сириль? Поскольку все еще темно, прошу посветить. Я весь дрожу: вдруг найду их тела среди трупов, усеявших землю.
— Зачем свет? — интересуется МакКроули. — И так прекрасно различимы все предметы.
— Что? Вы все видите?
— Конечно.
— И я тоже, — говорит Эдвард.
— И я, — подхватывает его брат.
Любопытное физиологическое явление. Сегодня днем никто ничего не видел, кроме меня, а сейчас все вдруг стали никталопами[105].
— Робартс! Сириль! Где же они?
Глухой стон раздается в ответ. Бросаюсь вперед и натыкаюсь на распростертые тела, одно рядом с другим.
Это лейтенант и мой бедный босеронец. Они лежат возле повозки, где находятся мисс Мери и Келли. Семь или восемь бездыханных аборигенов валяются вокруг них в позах, свидетельствующих, что здесь развернулась жестокая битва.
У обоих на головах раны, нанесенные, судя по всему, сзади чем-то тяжелым — топором или камнем.
Я боюсь, что повреждены черепные коробки, и раздвигаю волосы с чрезвычайной опаской. К счастью, страхи не оправдываются. У обоих черепа невредимы, и содрана только кожа. Возможно, сила удара была смягчена шлемами и вызвала лишь потерю сознания.
Глоток рома, который вливаю каждому, с трудом разжав зубы, возвращает обоих к жизни.
