Кесла действительно была красавицей. Не той эфимерной галлюцинацией, что овладевает порой сердцем неугомонного мужа, не тем пристрастьем, во имя которого грозный победитель совершает свои подвиги и даже не той заботой, что налагает на себя не знающее преград и жалости время – она была его истинной любовью… Он ел вместе с ней, он спал вместе с ней, в битве с каждым врагом он мстил за нее… Ее любовь, в свою очередь, двигала его вперед, ее любовь была матерью его подвигов…
Именно для охраны жены и сына, для заботы о них, а значит, и для собственного спокойствия оставил Теодорих в крепости гарнизон, состоящий их самых могучих и проверенных бойцов его армии, ибо не мог исключить шакалье нападение с востока мелких групп свевов, а то и вандалов, возможно прознавших о походе основных сил готов в глубь пока еще занимаемой свевами территории. Само собой разумеется, во главе гарнизона Теодорих оставил своего лучшего друга – вернейшего и преданнейшего Агривульфа, который, хоть и рвался в бой с ненавидимыми им "пленниками Совета", в конце концов понял важность своей миссии, в исполнении которой заменить его было некому, и остался в крепости, готовый на все ради своего короля и друга. Несомненно, под его началом гарнизон будет в силах противостоять неорганизованному, визжащему и улюлюкающему налету вандалов, если таковой последует, или же жаждущим куска теплого мяса отбросам свевов, копошащимся, казалось, подобно ехидным гиенам, по всей округе. Других же враждебных племен в данный момент истории за спиной вестготов нет.
Другом Теодориха Агривульф стал лет десять-двенадцать тому назад, когда семнадцатилетним молодым воином спина спиной со своим будущим королем в течение добрых двадцати минут отбивался от целой своры премерзких собак-герулов, поверивших было в уязвимость позиций наследника престола тогдашнего короля готов – Теодориха Первого и в собственную удачу. И, пусть прямым наследником престола вестготов был в то время не Теодорих, а его старший брат Торисмунд, Агривульф бился до последнего, теряя кровь и силы во имя спасения тогда еще покрытого редкой, вызывающей ухмылку бородкой и с глубокой, рано сосредеточившейся складкой на лбу Теодориха.
Несомненно, без самоотреченного содействия Агривульфа, презревшего смерть ради спасения чести готов, не выбраться бы Теодориху из той баталии. Долго бы гнить его голове на колу во владениях правителя вражьего племени, наполняя воздух зловонием, а мерзкие сердца треклятых герулов ликованием. Но все вышло, хвала Тору, иначе – подошла помощь и трупы нападавших, по окончании скорой расправы, были брошены на пиршество шакалам и коршунам, которые исключительно чутко чуют смерть и уже при ее приближении всенепременно обретаются неподалеку, подобно римлянам.
