Здоровый человек всегда входит в это царство боли и горя робко, стыдясь своего здоровья, и с ужасом от внутреннего чувства, что и сам мог бы тут лежать, и наверняка когда-нибудь ляжет, это не за горами. Но вскоре оторопь проходит, мрачные обитатели в одинаковых халатах становятся похожими на обыкновенных людей, и черта, разделявшая два мира, стирается. Но только на время, до следующего посещения больного, чтобы потом поражаться вновь.
Моего знакомого Сереги в палате не оказалось. Один из его соседей даже не повернул на мой вопрос забинтованную голову с ржавыми пятнами. Второй не владел речью и только махнул рукой куда-то за стену.
Вспоминая больничные порядки, я взглянул на часы – до ужина рано, до вечерних уколов и процедур тоже. Значит, где-то курит, – тут всегда есть курилка под какой-нибудь лестницей, под пожарным шлангом, всегда найдется укромное местечко, ставшее почти законным, откуда никто всерьез не турнет. Так было и на этом этаже. Мой Серега нашелся на пожарной лестнице, он сидел на подоконнике у окна с роскошным видом на вечернюю Москву.
Только узнать в нем Серегу было мудрено: голова забинтована, а от челюсти выпирает стальной крепеж. Еще у дежурной я справился о его травме, и та мне зачитала из журнала: «двойной перелом нижней челюсти... операция прошла без осложнений... на штифтах и проволоке нагноений нет».
Но и не узнать Серегу тоже было невозможно: по смешливым осоловелым глазам. Рядом на подоконнике сидел и его дружок, из заводских, и оба были уже «кривые». Дружок, увидев меня, как школьник, мигом спрятал в карман пиджачка полупустую поллитровку. На газетке остались пластиковые стаканчики и мелкая закусь: дело понятное, пришел навестить дружок с завода. Серега меня узнал, но выразить радость мог только мычанием и жестом – мол, давай с нами, сейчас втроем еще дернем. Хороший парень, он мне нравился: не унывал нигде, даже тут нашелся: лицо собрано на проволоке и винтах, но если их как-нибудь раздвинуть, он пузырь с дружком обязательно раздавит.
– Пп-о-о-мянем директора, ббо-оксер!
– Сам-то живой?
– Жжи-ивой. На-а-аливай е-ему, Сеня.
– Не пью, я так посижу, вы не стесняйтесь. – Я выложил на подоконник пакет с персиками и грушами, купленными по дороге, и протянул руку дружку. – Как они его все-таки разделали!
– Нали-ивай на дво-оих, Сеня. Цца-арство ему не-ебесное, – подмигнул мне Серега. – О-обезбо-оливающее, мне поло-ожено, все зако-онно.
Я вынул свой мобильник, полистал в его памяти фотоснимки, нашел парочку за воскресенье, на даче, и поднес Сереге к глазам.
