Не очень удивилась, обнаружив на ветке желтое пятно свежесодранной коры. Повредили ветку недавно. Пятно еще не успело стать серым и располагалось поверху ветки, так, что, если не предположить, что оно там есть, в жизни не разглядишь.
Так-так-так, пробормотала баба Надя. В первый день, расспрашивая Веру о действиях милиции, она узнала, что старый дом практически не осматривали. В нем жила собака. Хоть старая и глухая, но все-таки. Вполне могла поднять лай, ежели бы злоумышленник прокрался.
Вера Анатольевна тогда сказала, что кто-то из милицейских поднялся на второй этаж. Открывал все двери, но в закрытую спальню дальше порога заходить не стал – слой пыли на полу убедительно доказывал: никто не появлялся в этой комнате лет эдак пять. А то и больше.
Дверь спальни тогда закрыли снова. Но видать, второпях да в небрежности к чужим вещам замок и повредили.
Оставив Таисию гулять по газонам – куда она денется, кругом одни заборы, – Надежда Прохоровна заспешила в дом. Остановилась в центре небольшой прихожей и попыталась представить, где хозяйственный Алексей Дмитриевич, ремонтирующий когда-то самолично ступени и ставни, мог держать отвертки и всякие инструменты?
Взгляд наткнулся на узкий поцарапанный шкафчик у двери в подвал. Надежда Прохоровна открыла обе его скрипучие створки – так и есть. На узких темных полочках лежали железяки, запасные лампочки, из полулитровой банки торчали ершики кистей и две отвертки.
Надежда Прохоровна прихватила обе и потопала наверх. Эх, белоручки-недотепы, ворчала на ходу. Где вам тягаться с крановщицей, собаку съевшей на всяческих ремонтах, – хоть швейную машинку починить, хоть двери смазать, хоть гвозди забивать.
Самодовольно ворча, пристроилась на корточках возле заржавленного замка и, ничтоже сумняшеся, расковыряла многолетние наслоения краски на внешней планке замка, на каждом шурупе. Минут за двадцать. Самодовольства только добавлялось.
Еще парочку минут повозилась непосредственно с замком, поддела отверткой запавший язычок и, наконец, открыла дверь.
Натертый паркет забытой спальни покрывал белесый ковер вездесущей пыли. Большая кровать под бордовым покрывалом тоже слегка поседела, напротив нее пыльный масляный портрет хозяев в чинной стойке: Алеша Дмитриевич при бабочке, Вера при манто и лаковых туфлях. Взгляд покойного Кузнецова с укором вонзился в визитершу, его жена, наоборот, как будто приглашала, заманивала бабу Надю в забытую комнату.
