Обращаясь к здравому смыслу французских «властителей дум», Мишле писал: «Важно выяснить, насколько верно изображена Франция в книгах французских писателей, снискавших в Европе такую популярность, пользующихся там таким авторитетом. Не обрисованы ли в них некоторые особо неприглядные стороны нашей жизни, выставляющие нас в невыгодном свете? Не нанесли ли эти произведения, описывающие лишь наши пороки и недостатки, сильнейшего урона нашей стране в глазах других народов? Талант и добросовестность авторов, всем известный либерализм их принципов придали их писаниям значительность. Эти книги были восприняты, как обвинительный приговор, вынесенный Франциею самой себе. <…> Конечно, у нее есть недостатки, вполне объяснимые кипучей деятельностью многих сил, столкновениями противоположных интересов и идей; но под пером наших талантливых писателей эти недостатки так утрируются, что кажутся уродствами. И вот Европа смотрит на Францию, как на какого-то урода… <…> Разве описанный в их книгах народ — не страшилище? Хватит ли армий и крепостей, чтобы обуздать его, надзирать за ним, пока не представится удобный случай раздавить его? <…>
Философы, политики, социалисты — все в наше время словно сговорились принизить в глазах народа идею Франции. Это очень опасно. <…> В течение полувека все правительства твердят ему, что революционная Франция, в которую он верит, чьи славные традиции хранит, — была нелепостью, отрицательным историческим явлением, что все в ней было дурно. С другой стороны, Революция перечеркнула все прошлое Франции, заявила народу, что ничего в этом прошлом не заслуживает внимания. И вот былая Франция исчезла из памяти народа, а образ новой Франции очень бледен… Неужели политики хотят, чтобы народ забыл о себе самом, превратился в tabula rasa?
Как же ему не быть слабым при таких обстоятельствах?»[1]
Через сто лет после Мишле все человечество на конкретном примере воочию убедилось в жестоких последствиях подобного уничижительного отношения к своей собственной истории. Либеральные оппоненты гитлеровского порядка задним числом признавались, что «германский либерализм и немецкий марксизм несли значительную часть вины за крах Веймарской системы». Поскольку идейное развитие в XIX веке, а затем либерализм во имя утрированного индивидуализма содействовали разложению религиозного и нравственного порядка в немецком обществе и способствовали умерщвлению здоровой государственности
