Но всему прекрасному рано или поздно наступает конец, политика изоляционизма, столь полюбившаяся партаппарату, должна была уступить свое место. Зиновьев в 1920 году верно заметил: «Наша партия не может устать до того времени, пока не закончит задачу, исторически ей предначертанную и выпавшую на ее долю»[9]. Компартия выполнила свою историческую задачу сполна. Ее государственный абсолютизм споткнулся о порог информационной эры, поскольку необходимо было развивать информационные технологии, а значит ослаблять идеологическую узду на обществе. Задачей текущего периода отечественной истории стало преодоление негативных последствий изоляционизма. Пока это не будет проделано в достаточной степени, тенденции «либеральной революции» 1990-х годов будут живы. (Этим объясняется то исключительное влияние, с которым в настоящее время внешние силы воздействуют на внутреннюю политику в России.)
Теорию интересуют инвариантные (неизменяемые) признаки изучаемого явления. Идеология — это такая непреходящая вещь, которая в первую очередь подвержена всяким веяниям. Поэтому к коммунизму следует относиться как к духовной оболочке объективного процесса, смысл которого заключается в ключевом понятии — модернизация. В начале XX века Россия остро нуждалась в модернизации своей социально-экономической системы, которую не смогла обеспечить царская власть. Будучи смертельно израненной на фронтах империалистической войны, старая власть в 1917 году была похоронена под звуки революционного гимна. Явились новые силы, новые люди, чья революционная целеустремленность и ограниченность легли в основу новой политики.
Послевоенный нэп представлялся его современникам и творцам в первую очередь как способ восстановления разрушенного хозяйства страны. Но что может и должно представляться нам в связи с нэпом через столько лет и перемен? Время обязано было выделить для нас в истории нэпа что-то иное, более глубинное и существенное. Каким общество вошло в нэп и с чем особенным вышло из него? Только с новой социально-политической структурой, воплощенной в коммунистической партии. Все остальное так или иначе являлось старым.
В области либерализма и тому подобных политических диковинок Россия всегда была вторична и здесь ее образцы не столь интересны для теории и практики. Но в опыте КПСС Россия имеет оригинальный цивилизационный феномен, предложенный ею человеческой истории и который сохраняет универсальное мировое значение. К ее истории всегда будут обращаться за ответом на вопрос: как из партийки, чье существование порой интересовало лишь специалистов охранного отделения, большевики превратились во всеобъемлющий аппарат политической власти в момент наиболее интенсивного развития российской цивилизации. Партия — это организация, созданная большевиками, равной которой по масштабам власти и совершенству своего устройства никогда еще не было и нет. По сравнению с ней современное государственное и политическое устройство выглядит явным регрессом, карикатурой.
