Вступив затем под этим символом в битву с Максенцием на Мильвийском мосту, он одержал сокрушительную победу и провозгласил себя верховным императором запада (другой генерал, Лициний, был императором восточной части империи).
Лью Тибинг прав, сообщая, что он отнюдь не превратился с этого момента в усердного и истового христианина, истребив в себе все языческое. Во-первых, ученые отмечают, что он, похоже, продолжал поклоняться богу солнца даже после своего «обращения»: монеты, чеканившиеся в его правление, еще девять лет после этого продолжали нести на себе изображение Sol Invictus. В представлении Константина могли слиться его старая религия с новообретенной верой в христианского Бога. Возможно, не случайность то, что по его установлению христианскому Богу следовало поклоняться в день солнца (sun — Sunday, воскресенье), а Рождество Христово праздновать во время зимнего солнцестояния. Но так или иначе, вопреки утверждению Тибинга, Константин начал в некотором смысле осознавать себя христианином с того кульминационного момента в 312 году.
В следующем году Константин, договорившись с Лицинием, своим соправителем, контролировавшим восточную часть империи, объявил о прекращении преследований христиан на территории всей империи. В частности, был издан указ, известный как Миланский эдикт, обеспечивавший свободу вероисповедания для всех подданных империи — христиан, язычников и иудеев — и отправления культа бога (богов) привычным для них образом. Именно это — а не созванный двенадцать лет спустя Никейский собор — положило конец конфликтам между язычниками и христианами.
С этого момента Константин осознавал себя — и другие считали его — христианином, хотя, как я уже отмечал, остатки былой приверженности языческим богам сохранялись еще на протяжении лет десяти. Но к началу 320-х годов Константин уже твердо придерживался христианской веры. Ли Тибинг верно замечает, что Константин принял крещение только на своем смертном одре (в 337 году), но это произошло не вопреки его воле, на что намекает Тибинг. В действительности для христиан не было чем-то необычным откладывать свое крещение до самого конца. Однако задолго до этого Константин всенародно демонстрировал свою приверженность христианству, в том числе благодеяниями, которыми он осыпал христианскую церковь и ее духовенство на протяжении двадцати с лишним лет.
Остается вопрос: почему Константин обратился в христианскую веру? Трудно сказать, прав ли на этот счет Тибинг, утверждая, что Константин просто «поставил на фаворита». Очевидно, что Константин намеревался объединить империю, которая столь долгое время была раздроблена (на протяжении пятидесяти лет до восшествия на трон Диоклетиана империя повидала двадцать разных императоров). С этой целью он предпринял ряд финансовых и политических мер. И, возможно, в признании христианского Бога он видел способ достижения культурного единства империи: она могла стать целостной империей, почитающей одного Бога (христианского Бога вместо разномастных богов, которым в противном случае поклонялись бы по всей империи), с одним императором во главе. Один Бог, одна вера, один император, одна империя.
