Сначала они, конечно, встревожились оттого, что он вовремя не вышел на работу, потом испугались, расстроились и наконец смирились. Теперь они, безусловно, уверены, что он погиб. Сорвался со скалы в глубокую пропасть, и труп его уже давно расклевали стервятники. Именно так подумают его друзья, и нельзя их за это винить. Слава богу, что он не женат. Слава богу, что у него нет детей. Мать умерла от рака несколько лет назад, но отец до сих пор жив, здоров и снова женат. Мысль о реакции старика на весть о том, что его единственный сын пропал и, возможно, погиб, заставила его снова разрыдаться.
Когда Уокер наконец взял себя в руки и перестал плакать и жаловаться на судьбу, устав от рыданий и неспособный больше причитать, поднял голову и осмотрелся, то обнаружил, что инопланетяне уже ушли. Это хорошо. Это очень хорошо. Весь этот плач абсолютно бесполезен, и единственное, к чему он может привести, — к лишению еды на следующий день. Хуже того, Уокер стал подумывать о том, не швырнуть ли в них чем-нибудь тяжелым. Конечно, он был поставлен в положение обороняющейся стороны, но у него всегда был хороший бросок. Может быть, попадание камня размером с кулак в коническую голову спровоцирует этих уродов хоть на какую-то реакцию? Намного раньше, чем ожидал, Маркус пришел в такое состояние, что его уже не волновало, какова именно будет эта реакция.
Подобрав с земли очередной увесистый метательный снаряд, который Уокер собирался добавить к внушительной куче уже собранных камней, он выпрямился и посмотрел направо. То, что он увидел, заставило его уронить собранные булыжники.
Убедительная имитация озерного берега и отдаленные горы, составлявшие часть окружавшего его пейзажа, исчезли. Вместо них пришельцы втиснули неуместную здесь городскую улицу. Улица была не слишком чистой и отнюдь не фешенебельной. Покосившиеся мусорные баки соседствовали с полуразвалившимися кирпичными и деревянными заборами, густо покрытыми граффити. Вдоль одной из обочин тянулись столбы с электрическими и телефонными проводами, уходящими в никуда. Заржавевший и выпотрошенный остов древнего, тридцатилетней давности «кадиллака», словно туша дохлого носорога, украшал этот урбанистический пейзаж.
Уокер как зачарованный побрел к внезапно возникшей улице. Заметив то место, где начиналось электрическое поле, он остановился и осторожно протянул руку к ближайшему деревянному забору, который, как по волшебству, возник в его загоне. Удара тока не последовало; ничто не остановило Маркуса. Здесь и сейчас, в этом месте, поле было инактивировано. Он ощупал забор пальцами — сей предмет оказался реальным и вполне вещественным — старое почерневшее дерево, торчащие щепки и гнутые ржавые гвозди. Забор был покрыт грубыми и вызывающими рисунками, разительно не похожими на шикарные произведения пресыщенных нью-йоркских уличных интеллигентов. Уокер так и не смог разобрать условный код шайки, хотя стиль граффити был ему до боли знаком.
