— Я уж ему говорил, что за нее сотню можно бы было взять, — подтвердил Гриша и, засмѣяввшсь продолжал. А еще один раз, вот что было: Отец на молодой лошади пахал, а я на старой боронил, когда мы кончили и шли домой, отец вел молодую лошадь, а я старую, а эта старая очень любила играть. И вот она начала: то мнѣ по шеѣ потрет мордой, то по лицу, а сама все, «и-го-го».
— Это она смѣялась, — сказала Маша. Гриша сурово, глянув на нее поправил:
— Лошадь не смѣется, а ржет, — Маша закусила нижнюю губу, чтоб не разсмѣяться, — а Гриша продолжал: — Вот она играла, играла, потом, как-то подцѣпила меня головой, да как махнет, я и полетал через частокол прямо в огород. Хорошо, что земля там была вспахана, как упал то было мягко и ничего, только немножко ушибся.
— Да счастлив ты, что не упал на частокол, замѣтил Ланин.
— Ну уж и дал же ей отец кнутом за это, — Гриша быстро вышел на середину кухни, прикусив нижнюю губу, сдѣлал злое лицо, «должно быть, изображая отца» и, ожесточенно махнув рукой два раза, приговаривал: — «Не играй, не играй, если не можешь», — кухня огласилась дружным хохотом слушавших.
— А что, любишь ты фарму? — спросила Маша, глядя на Гришу, снова стоявшаго в простѣнкѣ у окна, послѣдній быстро перебросил свою кепку из правой руки в лѣвую и, продѣлав это, он воскликнул:
— Я-то, о да, люблю; да вот этот не позволяет, — и он размашисто ударил правой рукой себя по карману.
Маша громко захохотав, чуть не упала со стула на пол. Ланин подмигнув ей проговорил:
— Ну, что ты смѣешься, он дѣло говорит, бѣдному всюду плохо…
— Да да, — подхватил Гриша: — на то, не хватает; того нѣт, другого нѣт. Вот теперь говорят в Россіи мужикам хорошо, — говорил Гриша, — правительство во всем помогает: денег в займы дает, машины разныя для них покупает, учителей по деревням посылает, которые учат как пахать, как сѣять, и все такое, что нужно знать мужикам.
Здѣсь-же, — продолжал Гриша, — хорошо на фармѣ у кого денег много. Около нас жил богатый фармер, у него было сто пятьдесят акров земли, пятьнадцать коров и двѣ машины, которыя называются тракторами: это такія машины, что все дѣлают: и пашут, и жнут, и молотят. А мы, бѣдные, так и не могли купить такой машины, и отец сам сдѣлал молотилку.
— Да, это интересно, — сказал Ланин, как же он ее сдѣлал?
— Это очень просто: «Вы видали, может быть, круглый вал, которым забороненное поле укатвают, — глядя на Ланина, говорил Гриша, Ланин кивнул головой, — так вот недалеко от него, к этому-же станку папаша придѣлал другой вал четырехугольный — из толстых досок сколотил его; в концы вала вставил по желѣзному штиву, а на штивы надѣл шестерни, по такой же шестернѣ поставил и у круглаго вала, на них накладывались желѣзныя цѣпочки, и когда лошадь везла станок, то круглый вал катился по землѣ, четырех-угольный-же немножко недоставал до земли, а цѣпочки вертѣли его. Мы разстилали овес и водили лошадь по нем; вал вертѣлся и ударял досками по овсу, мы перевертывали овес, пока не обмолотили хорошо, потом отгребали солому, а внизу оставались зерна; но они не были чисты, то знаешь, их надо подбрасывать вверх…
