— Ну, до Москвы то им далековато оттудова, отколь они пошли. Кажется, тысяч шесть или семь верст.
Мы влѣзли в полный людьми вагон трамвая и встали на площадку.
— Сколько, сколько сот верст вы говорите? Я повторил.
— Ого, воскликнул он, ты-ся-чь!.. Эх, хотѣл бы я… Он не докончил и продолжал:
— Я пять лѣт здѣсь. Человѣк хуже собаки: убить, искалѣчить человѣка ни во что не считается, только бы выжать из этого деньги.
Вот теперь и с Россіей что дѣлают!
Там народ сколько милліонов в этой войнѣ положил. А за что? Вот теперь сбросил с себя всѣх, рабочій да мужик по своему хочет устроить, так куда тебѣ! Всѣ на дыбы встали. Они по старому хотят править. Какая нибудь тыща миліенеров всѣм свѣтом правит, один миліенщик двадцати миліенам разсказывает да приказывает. Шалишь, брат, послѣ этой войны сам народ должен, и будет собой править, довольно наѣздились на нас!
— Это вѣрно ты говоришь, замѣтил я, и время подвигается к этому; в Японіи тоже народ зашумѣл.
— Что, что, в Японіи говоришь? Что, там тоже революція, быстро спросил он меня.
Я разсказал ему, что знал из газет.
— Вот это хорошо, это ловко, восклицал он, и лицо его просіяло. Вездѣ должна быть революція. Эх, кабы япошки Россіи помогли, да как бы дали всѣм этим по затылку, что туда порядки-то пришли уставлять; так они бы всѣ там и остались, смѣясь закончил он.
Мнѣ надо было слѣзать. Я сердечно пожал руку этому безграмотному, но со свѣтлой головой человѣку, с'умѣвшему разобраться в безднѣ противорѣчій, в которых много и «читающей публики» барахтаются, как в грязном болотѣ.
Воскресенье. Было около девяти часов утра. По большому фабричному двору то и дѣло ходили рабочіе. Нѣкоторые шли за ворота на улицу, большинство же шло во двор, направляясь в глубь двора, к виднѣвшемуся двухэтажному зданію, тоже похожему на фабрику, но называвшемуся спальней. Многіе, что шли во двор, возвращались от ранней обѣдни. Они были голодны, как волки, и каждый нес какой-либо сверток или пакет, наполненный каким-либо с'ѣстным продуктом, владѣлец коего заранѣе предвкушал удовольствіе наполненія им желудка за утренним чаем.
Сегодня батюшка задержал их долѣе обыкновеннаго на цѣлых полчаса. Он говорил проповѣдь «О вредѣ соціализма», называл их волками в овечьей шкурѣ, смутьянами и бунтовщиками. В заключенье сказал, чтобы не брать и не читать никаких книг от тѣх людей, которые непочтительно выражаются о священствѣ и начальствѣ, и остерегаться тѣх людей, которые в церковь не ходят.
