— Не надо, Сережа, об этом. Подвели черту. Позади осталось… Вот и хорошо.
Он не знал тогда, что пройдет время и опять у Сергея не хватит сил воспротивиться тем, кто станет нашептывать: «Старик, плюнь! Предки, они все такие. Давай тряхнем, как бывало… Надо уметь жить… Дюк вернулся с каникул и привез виски».
Сергей не выдержал натиска дружков. Собственно, даже не столько дружков, сколько Дюка. Однажды в присутствии Ксаны, той самой девушки, что на вечеринке лихо отплясывала на столе, иностранец повел разговор об «инобоязни» русских.
— О, это всемирно известная русская бдительность. Мой дорогой друг Сергей уже боится приглашать меня домой. Ему, бедному, здорово попало от дядюшки. Это же так страшно — иностранец на квартире советского инженера. А вдруг этот иностранец — разведчик…
Дюк вместе с Ксаной весело смеялись, подтрунивая над Сергеем. И он дрогнул. Будь дядя в Москве, все, возможно, сложилось бы по-другому. Но Синицын улетел в Вену, на симпозиум, и Сергей решил, что один раз — единственный и последний — можно согрешить. Никто и знать не будет. Племянник не подозревал, что дядя, выйдя из больницы, имел разговор со своим старым другом пенсионером Кругловым — они соседи, на одной лестничной площадке живут. Синицын рассказал ему о своих тревогах и попросил присмотреть за племянником.
В среду Синицын улетел в Вену, а в субботу Круглов, возвращаясь поздно вечером домой, услышал доносившийся из синицынской квартиры — дверь была распахнута настежь — визг пьяных девиц и чей-то надрывный голос: «Я подымаю свой бокал…» На лестничной площадке, спиной к Круглову, стояли двое пошатывающихся молодых людей. Один из них, долговязый, говорил с иностранным акцентом. То ли оба были сильно пьяны, то ли увлеклись беседой, но на Круглова они не обратили внимания. И он услышал, как долговязый отчитывал собеседника: «Так не поступают джентльмены. Владик, вы обещали принести сегодня рукопись. Где она? Я, кажется, поспешил отблагодарить вас…»
Вернувшись из Вены, Синицын на следующий день заглянул к Круглову. Сосед, не желая расстраивать друга, пытался перевести разговор на шутливый лад: дескать, молодо-зелено, дескать, сами мы в молодости грешили и нет ничего зазорного, если и собралась студенческая компания. Но Синицын сразу уловил — Круглов чего-то не договаривает.
— Ты не хитри. Рассказывай все, как было.
…Сергей вернулся домой поздно вечером. Обнял дядю и торжественно протянул ему газету — там был опубликован репортаж, подписанный студентом С. Крымовым. Это уже не первая проба пера. Но дядя даже не взглянул на газету, резко отбросил ее в сторону и сухо объявил:
