Тон, каким Хоукер произносил эти слова, свидетельствовал о том, как неприятно ему было причинять Жюстине боль.
«О, Хоукер, как часто мы причиняли друг другу боль».
Подбородок Хоукера покрывала трехдневная щетина, что всегда делало его похожим па головореза. На нем были брюки и просторная рубаха, расстегнутая до середины груди. Жюстина почувствовала все это еще во сне: складки на ткани и такое знакомое и успокаивающее тепло его кожи.
Хоукер взял со стола кувшин и наполнил его содержимым чашку.
— Все хотят, чтобы ты пила это. Редко встретишь подобное единодушие. Я поднесу чашку к твоим тубам и подержу голову.
В чашке был лимонад, оказавшийся весьма кстати, ведь у Жюстины так пересохло во рту.
Пока она пила, они с Хоукером смотрели друг на друга. Он выглядел очень уставшим. Скулы проступили явственнее, глаза запали. Ему довелось увидеть, как Жюстина подошла к самому краю могилы.
— Вот так-то лучше. — Хоукер осторожно опустил Жюстину на подушку. — А ведь я чуть тебя не потерял. В какой-то момент ты перестала бороться, и я подумал, что все кончено.
— Нет. Не в этот раз. — Когда Жюстина лежала спокойно, боль немного стихала. — Ляг рядом, если тебе не трудно. Мне очень больно, а еще я замерзла.
— С удовольствием.
Жюстина хотела уже рассмеяться, но вовремя получила предостережение от собственного тела и сдержалась.
— Где газеты? Они у тебя? Это очень важно.
— У меня. — Хоукер приподнял одеяло и опустился на постель рядом с Жюстиной. Как много раз он проделывал это.
— Я расскажу тебе, что видела, когда проснусь. — И еще одно. — Не посылай за Северен. В этом нет необходимости.
— Поспи, Сова.
— Знаешь что? Ты единственный в мире, кто… кто по-прежнему называет меня Совой.
Темнота оказалась бесконечной и дружелюбной. И Жюстина согласилась отдохнуть немного под се покровом.
Хоукер взял в руки бритву. Из глубины зеркала на него смотрели жестокие глаза. Глаза убийцы.
— Она пока еще жива. Жива. Измучена. Спит. И за ней присматривает Фелисити.
Хоукер никогда не наносил мыло на щеки помазком. Просто растирал его в ладонях.
— Допустим, существует две группы людей. Одна убивает проживающих в Лондоне французов. А вторая пытается расправиться с Жюстиной. Обе эти группы ненавидят меня, и умело пользуются моими ножами. — Хоукер покачал головой. — Нет, маловероятно.
Отражение в зеркале молчало.
Хоукер провел бритвой по волосам на руке. Отличное, очень острое лезвие. Ему нравились такие остро заточенные орудия. Он отряхнул руки, натянул кожу на щеке большим Пальцем и медленно провел по ней лезвием. В таком деле главное не спешить.
