Герман заскулил и засучил своими железные ногами, которые уже не свистели, а постукивали и похрустывали.
— Песец протезам, — констатировал Дэн.
— Песец нам всем, — уточнил Седрик.
Наклонился и отвесил Герману смачную пощечину.
— Сдурел?! — воскликнул Дэн.
— Где я? — недоуменно спросил Герман. — Кто я?
— Очухался, — сказал Седрик. — Эльфы далеко?
— Кто? — не понял Герман. — А, эльфы… Да они везде!
— Я тебя не спрашиваю, сколько их и где они, — сказал Седрик. — Я тебя спрашиваю, далеко ли они отсюда. Когда в последний раз живого эльфа видел?
— Вроде оторвались, — прохрипел Дик.
Когда он обессилел и упал, он думал, что умрет немедленно, но теперь как-то не умиралось. Может, пронесло?
— Хватит уже тут торчать, — решил Седрик. — Хватай этого, — он указал на Дика, — и уходим. Наши, наверное, уже взлетели.
— А если не взлетели? — спросил Дэн.
— Значит, не судьба, — ответил Седрик и взвалил на плечи Германа, который при этом отчаянно завизжал.
— Чего визжишь? — обратился к нему Седрик. — Какой ты, блядь, дьякон и рыцарь? Свинья ты бестолковая!
Дэн стал поднимать Дика, и оказалось, что Дик может переставлять ноги, и тащить его на себе не обязательно. Так и заковыляли.
Про Джозефа Слайти никто не вспоминал уже минут пятнадцать. Когда управление армией потеряно, командира не вспоминают, нет в этом никакого смысла, Джозеф и сам это понимал. А еще он понимал, что живым из этого леса не выйдет. Но не потому, что не может, а потому что не хочет. Раньше ему много раз доводилось произносить высокие слова наподобие «есть вещи пострашнее смерти», «воинская честь превыше всего», «когда Родина в опасности, каждый жертвует собой» и другие тому подобные. Тогда он произносил их как молитву или заклинание, не вдумываясь в смысл, но теперь этот смысл открылся ему во всей полноте. Действительно, воинская честь превыше всего, и, действительно, есть вещи страшнее смерти. Позор, например. Джон Росс организовал штурм завода, преподнес, так сказать, на блюдечке, даже ракетную атаку отбил с минимальными потерями, а Джозеф прилетел на готовенькое и все просрал. Курсанты в академии будут потом изучать этот бой как пример того, как не нужно воевать, будут вспоминать полковника Слайти, которому доверили древнее оружие, а он все просрал.
Миракл сгорел заживо, когда на него обрушилась горящая стена, из-под которой он не смог выбраться. Грудь передавило бревном, Слайти схватился за него железной рукой, дернул, но не осилил, а от второй руки остался только бесполезный обрубок. Флауэр попытался подсобить, но только ладони обжег. Так и оставили Миракла помирать страшной смертью, даже ударом милосердия не удостоили — не смогли мечом дотянуться. И как теперь объяснять Мираклу это безобразие, когда доведется с ним встретиться в краях удачной охоты? Никак не объяснять, только каяться, дескать, ты, сержант, думал, что я настоящий полковник, а я говно ходячее.
