Энджи кивнула:
— Гонорары тоже приходится выплачивать довольно приличные.
Дойл слегка улыбнулся, отвернулся к перилам, держась за них обеими руками, и, стоя на каблуках, отклонился назад.
— К тому времени, как вы найдете девочку, — сказал Дойл, — Лайонел и Беатрис окажутся в долгах на несколько сотен тысяч. Это в лучшем случае. А ведь они — всего лишь дядя и тетя, но будут покупать рекламное время на телевидении, давать объявления на целые полосы во все федеральные газеты, обклеят ее фотографиями рекламные щиты вдоль шоссе, будут нанимать экстрасенсов, шаманов и частных сыщиков. — Он снова повернулся к нам: — Они разорятся, понимаете?
— Это одна из причин, почему мы пытались отказаться от этого дела, — сказал я.
— В самом деле? — Он поднял бровь. — Тогда что вы тут делаете?
— Беатрис настойчива, — сказала Энджи.
Дойл обернулся на окно кухни.
— Есть немного.
— Странно, что мать Аманды никак себя не проявляет.
Дойл пожал плечами.
— В последнюю нашу встречу она была совсем осоловевшая от транквилизаторов, от прозака или что там дают теперь родителям пропавших детей. Послушайте, мне бы не хотелось портить отношения с людьми, которые могут помочь в поисках. Серьезно. Я хочу быть уверен, что, во-первых, вы не будете путаться под ногами; во-вторых, не станете рассказывать журналистам, что вас ввели в игру оттого, что в полиции все такие пеньки, что, плывя в лодке, воду найти не могут; и, в-третьих, не воспользуетесь бедой этих людей, — он кивнул в сторону окна кухни, — чтобы выжимать из них деньги. Потому что мне Лайонел и Беатрис нравятся, так уж сложилось. Они хорошие люди.
— Повторите, пожалуйста, что там было во-вторых? — улыбнулся я.
— Лейтенант, — сказала Энджи, — как уже было сказано, мы изо всех сил уклоняемся от этого дела. Вряд ли будем всерьез заниматься им и перебежим вам дорогу.
Дойл уставился на нее долгим и пристальным взглядом:
— Тогда что вы тут делаете?
— Беатрис пока не принимает наш отказ.
— А вы, значит, думаете, все изменится, и она примет?
— Мы надеемся, — сказал я.
Он кивнул и, отвернувшись, стал смотреть вниз.
— Слишком долго.
— Что «долго»? — не поняла Энджи.
— С момента исчезновения четырехлетнего ребенка, — он вздохнул, — слишком много времени прошло.
— У вас никаких зацепок?
— Спорить, что они стоящие, на дом — не стану.
— А на второсортную квартирку?
Он пожал плечами.
— Истолкую этот жест как «да нет, пожалуй».
Он кивнул:
— Да нет, пожалуй. — Отслоившаяся краска зашуршала у него под ладонями, как сухие листья. — Сказать вам, как я попал в эту разыскную службу? Примерно двадцать лет назад дочка моя, Шэннон… исчезла. На сутки. — Он обернулся к нам и выставил указательный палец. — Даже и суток не прошло. С четырех часов дня до примерно восьми следующего утра, но ей было шесть. Вы не можете представить, как долго тянется ночь, когда у вас пропал ребенок. Последними Шэннон видели ее друзья, она ехала домой на велосипеде, кто-то вспомнил, что за ней очень медленно ехала машина. — Дойл потер глаза, шумно выдохнул. — Мы нашли ее на следующее утро в дренажной канаве возле парка. Свалилась с велосипеда, переломала голени, потеряла сознание от боли.
