— Значит, перейдешь в седьмой? — неожиданно спросил Иван Егорыч, отрывая Сергея от нахлынувших воспоминаний.
— Перешел, — ответил Сергей и удивленно спросил: — А вы как же узнали?
— Догадаться тут совсем не трудно. В седьмом еще идут занятия, верно? Освободились пятые и шестые. Для пятого ты не подходишь. По возрасту. Значит, остается шестой. Хотя правду сказать, и для шестого ты маленько великоват. Ну, да чего не бывает.
Иван Егорыч помолчал. Потом начал рассказывать про свою жизнь. Плохо жилось в молодости Ивану Егорычу. Ни путной одежи не износил, ни новых сапог не истоптал. Словом, батраческая жизнь. Перед революцией война была, так вот на той войне Иван Егорыч ранение тяжелое имел. Во время революции в Красной гвардии служил. А командиром у них был товарищ Деев. Вот такой же настоящий человек, как и Сережкин отец. Белоказаки засаду устроили и клинками изрубили товарища Деева. Потом уже народ поставил ему памятник. А такие вот, как Силыч, помогали белякам. Ну, да все равно по-ихнему не вышло. И жизнь совсем стала налаживаться, так нет же — война. Но все равно, нас теперь не победишь, не та Россия стала. Фашисты озверели, сначала перли вперед, почти без остановки, теперь же отбиваются изо всех сил, но дело их конченое. По всему видно.
Иван Егорыч спросил, что собирается делать Сережка летом.
— Не знаю, может, в колхозе всем классом будем работать.
Старик похвалил. Нельзя в такое трудное время сидеть без дела. Надо помогать взрослым. Люди жизни своей не жалеют, головы кладут за других, и им надо соответствовать своими делами.
Поднялись рыбаки на ранней зорьке. Было тихо-тихо, нигде ни звука. Только изредка в сонной, словно застывшей реке плеснется шустрая рыбешка. По всем приметам можно было ждать хорошего лова. Но когда зарозовел восток, вдруг чуть колыхнулся, заструился воздух, вдоль реки потянул еле заметный ветерок, по воде побежала мелкая рябь, а вслед за ней откуда-то накатилась волна. Зашуршал тальник, на том берегу Самарки, на дороге, завихрилась пыль.
Клев сразу же прекратился.
Сергей поймал несколько мелочи, а Иван Егорыч — хорошего подуста да видного голавля, остального улова можно и не считать — мелкая красноперка.
— Видно, пора совсем сматывать удочки, — сказал Иван Егорыч и решительно поднялся с места. — Ты как рыбу свою понесешь?
— Кукан сделаю.
Сергей срезал подходящую лозину, очистил от веток и листьев и нанизал на прут свой небогатый улов. Кукан выглядел позорно ничтожным.
