Полковник так увлекся великими замыслами, ему так вкусно цокалось каблуками по дубовой мостовой, что он чуть не промаршировал мимо «Приюта смиренных» (что в темноте было бы нетрудно, ибо вывеска на нумерах освещалась единственно сиянием звезд).
Благостный служитель оторвался от замусоленной книги, несомненно божественного содержания, осуждающе посмотрел на постояльца поверх железных очков и, пожевав губами, сказал:
— К вам особа была.
— Какая особа? — удивился Лагранж.
— Женского пола, — еще суше сообщил постник. — В большой шляпе, с сеткой на лице. Немолитвенного вида.
Она! — понял Феликс Станиславович, услыхав про «сетку». Его мужественное сердце забилось быстро и сильно.
Откуда узнала, где он остановился?
Ах, немедленно ответил сам себе полицмейстер, город небольшой, гостиниц немного, а мужчина он собою видный. Разыскать было нетрудно.
— Кто эта дама, знаешь? — спросил он, наклонившись. — Как зовут?
Хотел даже положить на конторку гривенник или пятиалтынный, но вместо этого стукнул кулаком.
— Ну!
Служитель посмотрел на исключительно крепкий кулак с уважением, неодобрительность во взгляде погасил и украсил речь словоерсами:
— Нам неизвестно. В городе встречали-с, а к нам они впервые пожаловали-с.
В это было легко поверить — нечего прекрасной и изысканной даме делать в такой дыре.
— Да они вам записку оставили. Вот-с.
Полковник схватил узкий заклеенный конверт, понюхал. Пахло пряным, острым ароматом, от которого ноздри Феликса Станиславовича истомно затрепетали.
Всего два слова: «Полночь. Синай».
В каком смысле?
Медоточащее сердце тут же подсказало полицмейстеру: это время и место встречи. Ну, про время было понятно — двенадцать часов ноль ноль минут. Но что такое «Синай»? Очевидно, некое иносказание.
Думай, приказал себе Лагранж, недаром же его превосходительство губернатор тогда сказал: «Удивляюсь, полковник, резвости вашего ума». Главное, до полуночи оставалось всего три четверти часа!
— Синай, Синай, поди узнай… — задумчиво пропел Феликс Станиславович на мотив шансонетки «Букет любви».
Служитель, все еще находившийся под впечатлением от полицмейстерова кулака, услужливо спросил:
— Синаем интересуетесь? Напрасно-с. Там в этот час никого. Николаевская молельня закрыта, раньше завтрего не попадете.
И выяснилось, что Синай — это вовсе не священная гора, где Моисей разговаривал с Господом, вернее не только она, но еще и известная ново-араратская достопримечательность, утес над озером, где молятся святому Николаю Угоднику.
