Больные роптали, вздыхали и ныли; слезы струились и замерзали у них на щеках во время работы.
Когда к полудню вернулись рабочие отряды, их уже ожидал вкусный обед, состряпанный наиболее слабыми обитателями хижин под наблюдением и из-под палки Смока и Малыша.
— Будет, — сказал Смок в три часа пополудни. — Отчаливайте! Марш по койкам! Может, вы и чувствуете себя теперь погано, то это ничего — завтра будет лучше. Лечение — вещь неприятная, но я вас вылечу.
— Слишком поздно, — ухмыльнулся Эмос Вентворт, следя за усилиями Смока. — За них надо было приняться прошлой осенью.
— А ну-ка, пойдемте со мной, — ответил Смок. — Берите эти два ведра. Вы не больны.
Они начали втроем ходить из хижины в хижину и вливали в каждого мужчину и каждую женщину по пинте соснового чая. Это оказалось нелегким делом.
— Вам бы следовало заметить с самого начала, что мы сюда пришли не шутки шутить, — заявил Смок первому же больному, пытавшемуся воспротивиться и стонавшему сквозь стиснутые зубы. — Подсоби-ка, Малыш. — Смок схватил одной рукой пациента за нос, а другой стукнул его под ложечку так, что у того немедленно открылся рот.
— Ну, Малыш! Пошло!
И действительно пошло — под аккомпанемент воплей, плевков и фырканья.
— В следующий раз будет легче, — утешал Смок жертву, принимаясь за очередной нос.
— Я бы охотнее выпил касторки, — по секрету признался Малыш, готовясь проглотить собственную порцию. — Великий Мафусаил! — заявил он во всеуслышание и в назидание слушателям, проглотив горькое пойло. — Всего-то одна пинта, а крепости в ней на целую бочку!
— Мы совершаем обход с сосновым чаем четыре раза в день, и каждый раз поим восемьдесят человек, — заявил Смок Лоре Сибли. — Так что вам от нас не спрятаться. Будете вы пить или мне придется взять вас за нос? — Его большой и указательный пальцы красноречиво повисли над ее лицом. — Это штука растительная, так что угрызений совести у вас не будет.
— Угрызений совести? — фыркнул Малыш. — Вот еще! Из-за такой-то прелести?
Лора Сибли колебалась.
— Ну? — решительно спросил Смок.
— Я… я… выпью, — сказала она дрожащим голосом. — Только поскорей.
Вечером Смок и Малыш растянулись на своих койках разбитые, как после долгой и утомительной дороги.
— Я положительно чувствую себя больным, — признался Смок. — Они ужасно страдают. Но прогулка — это единственное средство, которое я мог придумать. А раз прогулка, так уж основательная. Хоть бы один мешок сырого картофеля!
— Спаркинс больше не может мыть тарелки, — сказал Малыш. — Он потеет от боли. Он был так слаб, что мне пришлось уложить его обратно в кровать.
