Полдень в пути | страница 7



Пушистее ковра под ним лежала.
Не я его убил, не я пришел
Над ним ругаться, ослепить и бросить
Кусками белыми в холодный ящик,
Сегодня я огнем его омою,
Чтоб руки греть над трупом и смеяться
С высокой девушкой, что — больно думать —
Зеленой тоже свежестью полна.

ЗАСУХА

В душном пепле падал на страну
Лунного осколок изумруда,
Шел и ширился подземный гул,
И никто до света не уснул.
Он пришел — я не спросил откуда?
Я уж знал — и руку протянул.
На ладонь своей рукой лохматой
Точкою на вязь ладонных строк
Положил сухой, продолговатый,
Невысокий черный уголек.
— Здесь, — сказал он, — все — земля и
                                                                          небо,
Дети, пашни, птицы и стада,
Край мой — уголь, мертвая вода,
И молчанье, где я только не был,
На, возьми, запомни навсегда!
Подо мной с ума сходили кони.
Знал я холод, красный след погони,
Голос пули, шелесты петли…
Но сейчас, сейчас я только понял,
Что вот этот холмик на ладони
Тяжелей всех тяжестей земли.

«Где ты, конь мой, сабля золотая…»

М. Песлуховской

Где ты, конь мой, сабля золотая,
Косы полонянки молодой?
Дым орды за Волгою растаял,
За волной седой.
Несыть-брагу — удалую силу —
Всю ковшами вычерпал до дна.
Не твоя ль рука остановила
Бешеных любимцев табуна?
На, веди мою слепую душу,
Песнями и сказками морочь!
Я любил над степью звезды слушать,
Опоясывать огнями ночь.
Не для деревенских частоколов,
Тихопламенных монастырей,
Стал, как ты, я по-иному молод,
Крови жарче и копья острей.
Проклянет меня орда и взвоет,
Пусть, ведь ты, как небо, весела,
Бог тебе когда-нибудь откроет,
Почему такою ты была.

«Когда уйду — совсем согнется мать…»

Когда уйду — совсем согнется мать,
Но говорить и слушать так же будет,
Хотя и трудно старой понимать,
Что обо мне рассказывают люди.
Из рук уронит скользкую иглу,
И на щеках заволокнятся пятна,
Ведь тот, что не придет уже обратно,
Играл у ног когда-то на полу.

«Мою душу кузнец закалил не вчера…»

Мою душу кузнец закалил не вчера,
       Студил ее долго на льду.
       Дай руку, — сказала мне ночью гора, —
       С тобой куда хочешь пойду!
И солнечных дней золотые шесты
       Остались в распутьях моих,
И кланялись в ноги, просили мосты,
       Молили пройти через них.
И рощи кричали: «Любимый, мы ждем,
       Верны твоему топору!»
Овраги и рощи горячим дождем
       Мне тайную грели нору.
И был я беспутен, и был я хмелен,
       Еще кровожадней, чем рысь,
И каменным солнцем до ног опален —
       Но песнями губы зажглись.

«Полюбила меня не любовью…»