Тут к нашему столу подошел Евгений Попов, но ему не хватило стула. И Сергей Иванович простодушно попросил меня взять от соседнего стола и пододвинуть Жене Попову стул, с которого на мгновение приподнялся Битов.
— Вы что, хотите, — говорю, — чтобы я вытащила стул из-под Андрея Георгиевича? Он сядет на пол, а мы с вами послушаем и запомним, что он скажет?
* * *
— Марин, приходи к моим щенкам! — зовет меня подруга Ленка. — Ветеринар сказала, им нужно больше общаться с интересными людьми.
* * *
Со мной в вагоне в Москву из Уваровки едет милиционер Саша.
— Понимаете, — говорит Саша, — чтобы человек вырос умным и культурным, у него должен кто-то стоять за плечами. Вон у Марины Цветаевой отец — музей открыл Пушкинский. Мать — на пианино играла, они в дочерей-то вкладывали! А был бы у них отец — семью бросил, алкоголик, мать тоже недалеко ушла? Где они были бы? Какие стихи сочиняли? А стихи — это страшная сила, — он продолжает. — Вот я иногда думаю: куда ты, насильник, зачем? С любой женщиной, я повторяю — с любой! — поговорить по-хорошему, она тебя в гости позовет, взял бутылочку, стихи почитал. От Уваровки до Можайска — полчаса: если мне женщина интересна — я ей читаю «Руслана и Людмилу». От Можайска до Кубинки: «Анну Снегину». Или «Демона» Лермонтова. За Демона у меня особенно хорошо получается, за Тамару похуже. Все наизусть. А у этих людей — явный комплекс. Они на сто процентов уверены — им не дадут…
* * *
Поэт Валерий Краско, размачивая в столовой горбушку в супе:
— А меня уже вообще пять лет женщины не интересуют. Пять лет уже не хочу ничего. А ведь я был бабником, причем очень успешным бабником, взгляните на меня, представьте, какой я был в молодости неотразимый!
— Не заставляйте меня так сильно напрягать воображение, — ответила я ободряюще.
* * *
Поэт Иван Жданов:
— Да что — врачи, врачи! Я лежал в больнице с инфекционным заболеванием — не буду вдаваться в подробности, — ну и говорю: «Доктор! Что-то у меня заболела спина». А он мне: «Что вы хотите — возраст…» А мне было тогда тридцать пять лет! Или пошел к терапевту. Жалуюсь, то, се болит. А он мне: «Ну, что вы хотите? Что мы едим? Что мы пьем? Чем мы дышим?» Я подумал: денег ему, что ли, дать? Но не знал сколько. Так дашь, а он скажет, с презрением глядя: «А сколько нам дают???»
* * *
— Ну, тоска, — говорил Жданов каждое утро, когда меня видел, и вздыхал. — А вы чего лыбитесь-то все время?..
— Ваня, вы мне снились сегодня, — говорю, — к чему бы это?
