— Вы не трогайте собак, а то они на вас накинутся.
— А вы откуда такой… русский? — спрашивает Ольга.
— А я, — он ей отвечает, — учусь тут в университете на менеджера-турагента. Здесь можно поступать в любом возрасте.
«Так что, — радостно сказала Ольга, — подождем еще лет двадцать, поедем в Лапландию и снова поступим с Москвиной в университет».
* * *
— Что ты все «старый еврей» да «старый еврей»! — недовольно сказал Тишков.
Теперь я не знаю — рассказывать или нет, что в Томске в центральной детской библиотеке меня потчевали кофейно-шоколадным тортом с орехами, который назывался «Старый еврей». Это было типографским способом объявлено на упаковке — с датой и часом выпечки.
* * *
Несколько лет подряд мы с Ольгой ездили в октябре в Снегири на день рождения художника Валерия Дмитрюка.
В своей поздравительной речи я отметила, что в прошлом году, когда Дмитрюк получил от нас крем для ног, он имел неосторожность выразить неудовольствие бездуховностью нашего подарка, поэтому на сей раз ему вручается полное собрание сочинений Генриха Гейне. С перспективой на будущий год получить восьмитомник Шиллера!
Больше он меня не приглашал.
* * *
Дача в Снегирях, куда мы наведывались к Дмитрюку, принадлежала артистам балета Екатерине Максимовой и Владимиру Васильеву. Владимир Викторович тоже присутствовал на празднике и целый вечер показывал гостям свои акварели.
— А танцы будут? — спросила наконец Ольга. — А то Москвина хочет с Васильевым потанцевать.
* * *
* * *
В мастерскую к Тишкову Лёне приехала теннисистка Штефи Граф. Она прижала к себе даблоида, надела даблоидный шлем, смотрела на художника влюбленными глазами и вообще не собиралась от него уходить, хотя у нее в Москве — Кремлевский турнир, матч с мэром и вообще полно всяких дел.
— Придется мне стать чемпионкой мира по теннису, — тревожно сказала я, — и сразиться со Штефи Граф.
— Да ладно, — махнул рукой Леня. — Пока ты станешь чемпионкой, она уже сойдет.
* * *
Ольге позвонила мама и сказала:
— Вот вы не ездите к дедушке на кладбище, а его выкопали и выбросили!
* * *
Карикатурист Игорь Смирнов пришел к карикатуристу Борису Ефимову. Тому 108 лет. Он открывает дверь и говорит:
— Игорь! Все. Чувствую, что начал стареть.
— А как этот проявляется? — спрашивает Смирнов. — Что? Поясница? Или что?
— Стихи начал забывать, — сказал Ефимов.
* * *
Мой деверь пожаловался, что работать ему осталось два месяца до пенсии, молодые теснят, подпирают со всех сторон, а я, говорит он, как хромая утка.
